Обычно после страстной ночи Фредди либо оставался с любовником хорошим знакомым, либо, как с Винни, у него вырисовывалось какое-то подобие нормальных партнерских отношений (насколько можно вообще назвать нормальными отношения, в которых люди не говорят на одном языке в самом прямом смысле этого слова). С Брайаном они уже кучу лет были друзьями — достаточно близкими, чтобы обсуждать личные вещи, но, очевидно, не готовыми быть откровенными друг с другом до такой степени, чтобы обсудить свою совместную ночь по-человечески. Сначала Фредди предполагал, что Брайан накрутил себя и просто не готов. Потом — что не хочет. Теперь, по прошествии некоторого времени, Меркьюри был почти уверен, что Мэй просто хочет это все забыть несмотря на то, что стонал и кончал так, словно всю жизнь был исключительно по мальчикам.
И не то чтобы Фредди такое поведение устраивало.
Любовная связь с коллегой и другом означала… искренность. Меркьюри разочаровался уже в достаточном количестве любовников и друзей, понимая, что первые с ним в большинстве случаев потому что имеют возможность летать на частных самолетах и получать подарки от Картье впридачу с побрякушками от Лалик, а вторые могут козырнуть знакомством с Фредди Меркьюри и потом рассказывать небылицы о громких вечеринках (или даже пытаться продать фото). Брайан же знал его со времен Итона, дорожил им, когда приходилось перебиваться жалкими выступлениями в пабах, а теперь и сам имел не меньше, чем Фредди, и ему просто было незачем притворяться и клясться в неземной любви.
Он и не клялся.
И отношения не налаживались вообще. Несмотря на нежную заботу тем утром, немного боязливую, но теплую, таблетки, горячую ванну и завтрак практически в постель, проблемы в студии продолжались. Фредди исправно приходил каждый день, хотя вечеринки и шумные загулы не бросил — теперь они проходили без ублюдка Винни, который регулярно названивал в Пентхаус Педиков, но натыкался только на Фиби, который ледяным тоном всякий раз отвечал, что мистера Меркьюри нет в номере. Мистер Меркьюри тем временем заливал предательство ублюдочного немца шампанским и развлекался со старыми друзьями, на репетициях и записях появляясь потом с неизменно гудящей головой. Впрочем, это не мешало ему гнуть свою линию во всем. Как и Роджеру, который систематически выводил из себя Брайана и даже иногда Дикки, который предпочитал если не спорить, то просто уходить подальше от конфликтов.
В тот день Фредди, разумеется, опаздывал. Фиби разбудил его вовремя, сунул таблетку со стаканов божественно прохладной воды, но головная боль все никак не желала проходить. В итоге Меркьюри собирал себя слишком долго, потом слишком долго ехал до студии, и в итоге ввалился внутрь спустя пару часов после начала. И тут же наткнулся на колючее ворчание Брайана.
— Работаем, дорогуши, — он стянул с себя кожанку, бросил ее на диван и хозяйски подошел к пульту, заглядывая через плечо Дикки. — Ну-ка, давай, показывай, что вы тут набесоебили, — скомандовал он, зная, что Джон сейчас куда менее взрывоопасное создание, чем насупившийся Брайан или угрожающе вертящий в пальцах палочки Роджер. То, что Брайан в этом альбоме изо всех сил старается пропихнуть больше гитары, никого не удивляло. Иногда он был прав, иногда — не очень. И сейчас явно было не очень.
— Меньше гитарного соло, — прокомментировал Фредди, когда запись остановилась. — Оно не вписывается.
— А я что говорил! — подал голос Роджер, взъерошенный и недовольный, словно только что вылезший из драки петух. — Засунь свою гитару в задницу, Брай…
Что там еще верещал Роджер, Фредди слушать не стал — скользнул к микрофону, предварительно хлопнув Дикки по плечу, чтобы тот включил запись, и яростно потер пальцами переносицу. Соберись, Меркьюри! Чертова песня должна быть закончена сегодня. Без ненужных соло (еще предстояло убедить в этом Брайана), без переборов с барабанами и с гармонией с его голосом, что в последнее время давалось совсем херово. Запись — перепалка — запись — ссора — запись — и доска для скрэббла (идиотского немецкого скрэббла, в который невозможно было играть с этими дурацкими буквами) летит на пол. Кто-то из них всегда не выдерживал первым и хлопал дверью. Или они делали это все вместе, понимая, что сегодня им к компромиссу не прийти, и расходились, крайне недовольные друг другом. Сегодня жертвой расшалившихся нервов был истерящий Роджер, безуспешно пытающийся убедить Брайана засунуть гитару себе поглубже и перестать ебать его песню во все дыры свои видением.

Такого Брайана Фредди действительно видел редко. Обычно тот сцеплялся с Роджером, иногда вступал в перепалки с другими, но чтобы вот так истерить — это мог Фредди, особенно с перепоя и с больной головой, или Родж с того же самого, но Дикки и Мэй уравновешивали взрывные характеры другой половины группы. Сейчас последняя надежда на спокойствие в студии держалось только на тонкой ниточке стального терпения Дикона, но если они будут продолжать в том же духе, он тоже взорвется. 
— Да иди ты нахрен! — Тейлор вскочил из-за установки, со злостью швырнул палочки на кресло (а хотелось в Мэя) и вылетел из студии, едва удержавшись от того, чтобы не дать Брайану как следует по физиономии. Его трясло от негодования: его песня должна была звучать определенным образом, и она не предполагала унылые брайановские соло! Весь альбом не предполагал столько чертовой гитары, и мэевские попытки пропихнуть ее везде выбешивали с каждым днем все больше. Нет, сегодня пусть эти идиоты разбираются без него, на ближайшие сутки Роджер был сыт по горло.
— И уберем, — с вызовом огрызнулся Меркьюри от микрофона. — Мы договаривались, что этот альбом будет звучать по-новому! Нахрена нам столько гребаной гитары? Мы тут не «Рапсодию» записываем, — он сложил руки на груди и недобро прищурился, глядя через толстое стекло на то, как буйствует за стеклом Мэй, стирая к чертям все, что успел сегодня наиграть, и выразительно фыркнул. В сроки они не укладывались, и в студии чаще звучали ругательства, чем музыка и пение, а нервов все это забирало столько, что любимое дело стало казаться мерзкой рутинной работой. Сказывались и постоянные опоздания, и кардинальные расхождение в видении песен, а попытки сделать альбом более "диско" нравилась не всем. Это была идея Фредди — и он пропихивал ее с мыслью, что новое творение Queen прогремит по меньшей мере с той же силой, что и предыдущие, а то и привлечет новых слушателей за счет новых звучаний. 
— Теперь записывай все по-нормальному, как договаривались. Напиши нам, черт возьми, хорошую партию, которая не будет перебивать барабаны! — Фредди даже не пытался не сорваться на повышенные тона. Он вообще молчал редко, если ему что-то не нравилось, и сейчас поведение Мэя... выбешивало. По большому счету, ему было плевать, укладываются ли они в сроки или нет, потому что теперь уже мало кто рисковал им указывать, а кто набирался такой смелости и наглости, получал максимально доходчивое объяснение, почему торопиться в создании гребаного альбома нельзя. Но сейчас они действительно тормозили почти неприлично — и тормозили из-за срывов то одного, то другого, и Меркьюри это порядком надоело. 
— Знаете что? Разбирайтесь сами, — Дикки поднял руки от пульта, показывая, что сдается. — Давайте, парни, не в песне же дело, так? — он поднялся с кресла и направился в сторону выхода. То, как трясло Брайана при виде Фредди, было слишком очевидно — и этого мог не заметить истерящий Роджер, но Джон все видел.
— Разберитесь между собой, а завтра давайте запишем хотя бы половину,—  и Джон, схватив куртку, выскользнул в тесный коридорчик до того момента, как Меркьюри успел оставить в покое микрофон, вылететь из звукозаписывающей комнаты и попытаться его остановить. 
— Стой! Дикки, твою мать, — он с досадой хлопнул ладонью по пульту, едва не задев ползунки — обычно Джон прислушивался к тому, что говорил Фредди, но сейчас нервы сдавали и у него. Редко бывало такое, что группа разбегалась посреди записи, но сегодня случилось именно так. 
— Ты охренел? — набросился Меркьюри на Брайана. — Какого черта ты закатил истерику именно на песне Роджа? — он сверкнул глазами, зная, как ревностно Тейлор относится к своим произведениям — и Мэй знал это тоже. Знал и все равно надавил на больное. 
—Ты...— он хотел сказать что-то еще, уколоть побольнее, высказаться эмоционально и уже не стесняясь в выражениях, но тут где-то там хлопнула дверь — и это было слишком поздно для ухода Дикки и слишком рано для возвращения Роджера, который наверняка отправился психовать либо в гостиницу и жаловаться Кристаллу на нелегкую жизнь рок-звезд, либо в бар, чтобы залить чувство недооцененности и злобы чем-нибудь по-мюнхенски забористым. В коридоре послышались неторопливые, будто бы даже робкие шаги, и в дверном проеме возник Винни. С чертовски виноватым видом и роскошным букетом желто-розовых фрезий. Видимо, в очередной раз наткнувшись на Фиби по телефону, Кирхбергер решил взять дело в свои руки и докопаться до любовника студии. Пламенная речь на немецком, которую он выдал, преданно заглядывая Меркьюри в глаза и протягивая букет, не оставляла сомнений в смысле сказанного; протянутые на ладони ключи от номера в «Хилтоне» и другой, от квартиры, — тоже.

Винни с неприязнью взглянул на Мэя. Он, разумеется, знал, кто это, и общался со всеми членами группы, когда встречал их, но сейчас он пришел по душу Фредди и рассчитывал поговорить с ним наедине. Язык цветов и жестов, тон голоса и взгляд — это то, что было понятно без знания немецкого и английского. Меркьюри уже готов был выпроводить своего провинившегося любовника за дверь и разобраться с ним позже — дела группы были важнее, чем чувство вины Кирхбергера — однако Брайан внезапно… сдулся. Сдулся и вроде как будто обиделся еще больше, будто бы Винни сейчас оскорбил своей пламенной речью лично его. Фредди кинул непонимающий взгляд в спину быстро удаляющегося Мэя, мотнул головой и взглянул на Винни, который так и стоял с протянутыми цветами и ключом, снова начиная говорить — уже тише и ласковее, видимо, уговаривая забыть все, не дурить и просто начать сначала. Разум выхватывал какие-то знакомые слова, которые Фредди успел узнать в Мюнхене, но  мысли отчего-то утянулись за Мэем, который раньше не реагировал на Винни так резко. Догадка кольнула в тот самый момент, когда любовник (бывший, теперь точно бывший) потянулся, чтобы обнять, и Меркьюри ловко вильнул в сторону, выставив перед собой ладонь и однозначно давая понять, как он настроен.
— Нет. Иди ебись со своими мальчиками, — относительно спокойно выдал Фредди, схватил куртку с дивана и практически за шкирень (хотя на самом деле просто за запястье) настойчиво вытолкал Винни за дверь, чтобы запереть студию. Кирхбергер, который привык, что его любовник, хоть и чертовски вспыльчивый, но при этом весьма отходчивый, растерянно смотрел, как Фредди поворачивал ключ в замке — Меркьюри мог бы и просто уйти, оставив Винни внутри, но студия для Queen — это святая святых. Инструменты, записи песен, мотки с пленкой, на которых был записан материал, который предстояло еще дорабатывать, в конце концов, бумаги, которые нужно было отправить в лондонский офис — все это не для чужих глаз. И Фредди, может быть, наорал бы еще и на Винни, но сейчас в голову втемяшилась мысль срочно догнать Брайана, которого, конечно, и след простыл, когда Меркьюри выскочил на улицу. Наверное, отправился в отель, шататься по своим двум этажам «люкса» и страдать. Винни выкатился за Фредди, все еще со своим букетом, когда тот уже прыгнул в машину и попросил Терри отвезти его в «Хилтон», посчитав, что разговор на сегодня с Кирхбергером окончен.
— Андреас, дорогуша! Брайан возвращался? — влетев в холл, спросил Фредди у Андреаса, совсем молодого паренька за стойкой, который пришел в отель недавно и жутко бояться разгневать своих знаменитых постояльцев. Благо, что всех «квинов» сложно было не знать в лицо.
— Доброго дня, мистер Меркьюри, — поздоровался Андреас, а потом помотал головой:
— Мистер Мэй еще не вернулся. Если вы хотите, я могу позвонить вам, когда он…
— Нет, Андреас. Спасибо. Дай мне телефон, — попросил Фредди, прокручивая в голове варианты заведений, которые открывались не в восемь вечера, а работали весь день — очевидно, что если Мэй не в отеле, значит, он, расстроенный, подавленный и злой, отправился пить — прямо как Фредди после ссоры с Винни. Ситуации были схожи — отличие было только в том, что Мэй ему не позвонит с просьбой забрать. Искать это кучерявое несчастье, мучающееся от собственной тяги к другу и коллеге, Меркьюри предстояло самому.
— Ганс? Мэй к вам не заходил?— в первом заведении, «Augustinerbra», они с парнями любили зависать в первые месяцы после приезда в Мюнхен. Это было еще до разногласий, новых знакомств, загулов Меркьюри по бесконечным вечеринкам и истерик в студии.
— Нет, Фред, а должен был? — растерянный голос управляющего звучал обеспокоенно — прошляпить такого гостя было бы непростительной ошибкой.
— Нет, но если зайдет — свяжись с Фиби. Спасибо, — Фредди положил трубку и набрал еще пару баров, в которые Брайан теоретически мог завалиться страдать. Почему-то Меркьюри не сразу подумал о том, что Мэй может пойти не в знакомое место, а в первое попавшееся, потому что ему было глубоко плевать, где пить (как и зарулившему в «Backstage» Фредди). Плюхнув трубку обратно на телефон с грохотом, от которого Андреас замер и попытался сделать вид, что его не существует, Меркьюри бросился обратно в машину, к Терри.
— К студии, — решительно скомандовал он. Терри озадаченно взглянул на босса сквозь зеркало, но послушно выкрутил руль: мистер Меркьюри явно был не в том расположении духа, чтобы что-то объяснять. Фредди нетерпеливо ерзал на заднем сидении, бросая беспокойные взгляды в окно: мысль, кольнувшая его еще в студии, когда Брайан ушел, не давала покоя. Еще пару часов назад он был почти уверен: для Мэя та ночь была ужасной ошибкой, которую он никогда не повторит. Теперь, видя, как он реагирует на Винни, Фредди уловил в блеснувших обидой глазах то, что сейчас гнало его выяснять с Мэем отношения.
Выскочив возле студии и повертев головой по сторонам, Меркьюри нырнул в первое попавшееся заведение, оказавшееся пивным баром — безуспешно. Он петлял по переулкам возле студии, высматривая вывески, и чувствовал, как промозглый февральский холод забирается под куртку. Только после получаса мотаний он вдруг наткнулся на маленький бар совсем рядом с их зданием — и уже от входа с облегчением углядел знакомую кудрявую шевелюру за одиноким столиком в углу. У всех них была привычка занимать самый незаметный столик вдалеке, там, где потемнее, чтобы не привлекать лишнего внимания — и Фредди, мягко улыбнувшись девушке-хостес и жестом показав, что его ждут, направился прямиком к Брайану, чтобы усесться на стул напротив него и выразительно приподнять бровь, глядя на бутылку на столе.
— Напиваться с самого утра — это совсем не в твоем духе, Мэгги.

Теперь они поменялись ролями. Брайан, напившийся в хлам, и Фредди, абсолютно трезвый, но все еще с побаливающей головой и желанием прописать Мэю по физиономии, чтобы тот больше не вздумал сбегать в неизвестном направлении и закатывать истерики в студии — эта роль уже была занята аж двумя членами группы. Мэй с Дикки оставались оплотом адекватности, пока остальные, распаленные музыкой, теряли контроль над эмоциями. 
— Ты надеешься, что он ждет в машине, а я приперся сюда, чтобы предложить тебе групповушку? — ухмыльнулся Фредди. — Нет, дорогуша, сегодня без нее. Только если сильно попросишь, — он мягко прищурился, внимательно и бесцеремонно разглядывая Мэя, ловя его поплывший взгляд и почти видя собственное отражение в размазанных по радужке зрачках. Как он успел до такой степени налакаться за то время, пока Меркьюри мотался в отель и искал его по знакомым местам, оставалось загадкой. Впрочем, Брайану не нужно было много. Он не пил тут так, как Фредди или Роджер, предпочитая контролировать окружающую действительность и не плавать в пьяных слюнях, а сейчас пришел в бар специально чтобы... что? Не просто облегчить себе сложный день, а заглушить тупую надоедливую боль в груди, которая тянула и доставала своей настойчивостью — Фредди ведь сделал то же самое не далее как несколько дней назад, когда понял, что ублюдок Винни водит шашни с этим своим мальчиком-официантом, и теперь словно смотрел на себя самого сквозь призму пышных кучеряшек.
— Тебе тоже стоило бы не копаться. Спасибо, — Меркьюри протянул руку и взял рокс, в который Брайан с трудом плеснул виски, чтобы продолжить ужираться. Потом невозмутимо опрокинул в себя содержимое, словно Мэй его угощал, и поставил пустой стакан на стол. Виски прокатился вниз теплой волной, приятно согревая — Фредди порядочно подмерз, пока гонялся по округе, но заказывать себе здесь что-то специально он не собирался. Зато собирался забрать отсюда Брайана и поехать в отель — все по классике. Еще по дороге наверняка выяснится, что Мэй где-то посеял ключ… Впрочем, оставлять его в одиночестве Меркьюри не собирался в любом случае — до того самого момента, по крайней мере, пока они не выяснят, что между ними происходит. Фредди со своей стороны отлично знал, что происходит, он уже видел такое. А вот Брайан со своим гетеро-опытом, очевидно, не догонял совершенно, предпочитая глушить собственные непонятные ощущения в адрес собственного вокалиста алкоголем, злиться на Винни и на весь белый свет заодно.
— Знаешь, сколько тут чертовых пабов в округе? — вкрадчиво задал Меркьюри риторический вопрос. — Пиздецки много. Ты не мог поехать напиваться в отель? — несерьезно упрекнул он, зная, что докопаться до забившегося в свою нору Брайана было бы гораздо сложнее, чем сделать это в баре — закрывшись в своем двухэтажном убежище, он просто не открыл бы, даже если бы Фредди с той стороны грозился выбить дверь (и не факт, что он в самом деле не попробовал бы, и хрен кто его остановил бы). Здесь же Мэю со своими длинными заплетающимися ногами было некуда деваться — он просто не убежал бы далеко, максимум — до первых ступенек.
Фредди протянул руку, чтобы взять бутылку, плеснуть в рокс еще немного и выпить в один глоток. Впереди маячил обстоятельный разговор — даже в ужратом состоянии этот горе-астрофизик будет пытаться анализировать и раскладывать по полочкам. Он наверняка пытался сделать это и в одиночку — и вот что из этого вышло.
— Ты ревнуешь. Стоило этому ублюдку появиться в студии, как тебя затрясло еще сильнее, — уверенно сообщил Меркьюри в лоб, не тратя времени на обходительные намеки. — Собирай свои пьяные кучеряшки и поехали в отель, — скомандовал он. — Терри ждет снаружи. Не вздумай заблевать ему заднее сиденье, он не переживет, — добавил он, вспоминая, как и сам однажды едва не попачкал дорогой салон — несмотря на то, что все тачки, за рулем которых сидел Терри, принадлежали Фредди, водитель переживал за них куда больше. Заботливо возил сверкающие полированными боками машины на осмотры, протирал сиденья специальными салфетками, менял освежитель воздуха регулярно и даже самолично забирался под капот, если вдруг появлялась мелкая неисправность. Теперь была задача уместить Мэя с его длиннющими ногами на заднем сидении. Меркьюри упаковал бы его и в багажник при сопротивлении, но Терри не оценит — как и персонал отеля, на глазах у которого Брайана придется из багажника «распаковывать».

Вообще-то, из них двоих тормозов не было скорее у Фредди. Брайан всегда знал, когда остановиться, и только в исключительных случаях он отпускал себя и ситуацию на самотек. Сейчас он предпочитал огрызаться и отказываться от разумного решения сесть в машину и отправиться в отель — а значит, дело было совсем плохо. Меркьюри хмыкнул, про себя прикидывая, насколько громко будет возмущаться Мэй, когда он просто сдернет его со стула и варварски потащит к Терри, и насколько велик вариант быть узнанными местными, если они закатят сцену — да фото того, как Фредди Меркьюри тащит в машину упирающегося и пьяного вусмерть Брайана Мэя, можно будет продать британской прессе за бешеные бабки. А уж она-то не поскупится на громкие заголовки на первой полосе. «Мюнхенские «королевы»: группа на грани распада?», «Брайан Мэй: как гитарист Queen спивается в Мюнхене», «Пьянство и разврат: есть ли у них будущее?». Впрочем, эти варианты самые мягкие, желтые газетенки наверняка пройдутся по ним как следует, еще и небылиц от себя добавят, выдаивая из полученного материала невероятные новости.
Впрочем, правда была похлеще любых небылиц и покруче слезовыжимательных шекспировских трагедий.
В тот момент, когда Меркьюри приставал к Брайану в такси и лифте, он не думал о последствиях — это была чистая правда. Он был слишком пьян даже для того, чтобы думать о том, что будет утром — просто следовал исключительно собственным желаниям, которые диктовал вставший хер. Утром желание повторить осталось — и он повторил бы непременно и даже при свечах для более романтической обстановки, да только Мэй морозился, копался в себе и прятался в своей норе, словно распоследний крот, пока Фредди поглядывал на него, стараясь понять, стоит ли вообще игра свеч. К сегодняшнему утру он думал, что не стоит. К моменту «здесь и сейчас» он понял, что, черт возьми, еще как стоит. Надо только было крепко взять эту недотрогу за кудряшки и как следует прижать — только после этого можно было рассчитывать на разговор по душам. Что ж, это сделать никогда не поздно, верно? Особенно сейчас, когда язык у Мэя был так удобно развязан, а сам он выглядел таким несчастным, напившимся и покачивающимся.
— Ты не дойдешь до туалета, — констатировал Фредди, наблюдая за тем, как Брайн даже просто стоя умудряется путаться в собственных ногах, кудряшках и пространстве. Выглядело, на самом деле, забавно — Меркьюри усмехнулся невольно и поднялся сам, чтобы обхватить Мэя за тощую талию, перебросить его руку через свое плечо и самоотверженно потащить по коротенькой лестнице в туалет, надеясь, что по дороге этого пьяницу не укачает. Туалет находился в конце узкого длинного коридора — и что за идиотская планировка для бара? — и путь показался чертовски медленным — стоило следить, чтобы бесконечные ноги Мэя не путались слишком сильно (порой Брайан был не в силах совладать с ними даже в трезвом состоянии, что уж говорить о почти невменяемом). Темная плитка, кабинки, не слишком яркий свет — и это место, несмотря на свою абсолютную непривлекательность, казалось куда более подходящим для громких разборок, чем зал с мурлыкающей музыкой и любопытными гостями.
— Винни пошел к хренам, — сообщил Меркьюри, прислонив Брайана к стене и придержав его за грудки скорее для того, чтобы он не сполз по кафелю вниз, чем для того, чтобы он не попытался сбежать — последнее было исключено. — Ты какого черта морозился столько времени? Нельзя было сказать утром, что никаких «давай, пока» не будет? — он слегка встряхнул Мэя, щурясь и стараясь не закипать. — Ты запутался в своих хитровыебанных извилинах, пока вспоминал ту ночь? Или никак не мог принять, что тебя почти трахнул мужик? — Фредди вплотную подступил к Брайану, прижимая его к стене теперь не только руками, но и бедрами. — А что, если я скажу, что не передумал? И что я собираюсь продолжить с тобой? — низко проурчал он в тонкие губы. От Мэя несло алкоголем — наверное, прямо как от Фредди в ту ночь — но кого это волновало? Пусть первый был охренительно пьян, зато наконец-то разговорчив. И, выговорившись сейчас, Брайан уже не сможет так легко отмахнуться от сказанного и свалить все на виски. Фредди стоял совсем близко, но целовать не спешил. Он хотел услышать все, что Мэй мог ему сказать — а у него явно накопилось много всего. Он был приперт к стенке, беспомощен в своем состоянии и, на удивление, совершенно очарователен — русые спиральки торчали во все стороны, словно тоже опьянели и пошли вразнос, глаза мутно поблескивали, а ноги разъезжались, как у олененка.

С какой-то стороны, Фредди понимал. Брайан Мэй планировал семью: жену, ораву детишек, типичный английский домик с каменной оградой, увитой виноградом, и пышным садом. То есть все, что причитается нормальному человеку в нормальной жизни. И тут продуманная картина мира оказывается такой шаткой после всего одной ночи с собственным коллегой и другом, мысли о собственной гетеросексуальности пугающе быстро идут трещинами, а хрен встает по ночам от воспоминаний о руках другого мужика. Нет, Фредди правда понимал. В свое время он сделал выбор не в пользу Мэри, и перед этим тоже испытывал метания, вероятно, такие же отчаянные, как и Мэй в последние дни. Вот только у него не было друга, который прижмет за грудки к стене, встряхнет, перевернет мир окончательно с ног на голову и однозначно даст увериться в своих желаниях.
— Если хер у тебя стоит на меня, а не на девчонок, то какого черта ты вообще о них думаешь? — ухмыльнулся Меркьюри, очень ярко представив, как Брайан мечется в своем двухэтажном номере вокруг телефона, путается в ногах, снимает трубку, но не решается набрать номер, а потом остервенело дрочит в кровати на светлый образ собственного вокалиста и потом засыпает беспокойным сном. 
Фредди помолчал. Потом медленно притиснул Брайана собой к стене еще сильнее, чувствуя, как растрепанные кудряшки щекочут лицо — прямо как во время той пьяной, полной любви ночи, которая разделила для Мэя предпочтения на «до» и «после».
— Ты дрочил на меня все эти ночи вместо того, чтобы просто подняться ко мне со своим гребаным стояком и позволить мне показать тебе, как это бывает не в ужратом виде? — Фредди чуть повернул голову, позволив одной из русых спиралек скользнуть по носу, и снова заглянул в мутные, искренние глаза Мэя, бедром прекрасно чувствуя реакцию его тела на эту близость. И вот так было каждую ночь? И каждую ночь Брайан безуспешно пытался убедить собственный член в том, что ему нравятся девочки? Пожалуй, Фредди даже взглянул бы на такое представление.
— Придурок, — тихим шепотом добавил Меркьюри, окончательно сокращая между ними расстояние и дотрагиваясь до тонких губ поцелуем, который по задумке должен был быть как в фильмах —глубоким, страстным и, вероятно, даже жестким, но обманчиво аккуратное первое касание даже не успело стать поцелуем — в одной из кабинок шумно завозились, звякнули пряжкой ремня, щелкнули замком, и наружу выкатился полноватый и явно восторженный немец в цветастой рубашке, узнавший знакомые голоса и — что хуже всего! — затаившийся в кабинке, чтобы послушать подольше. Фредди от неожиданности тут же отпрянул, придерживая Брайана левой рукой за рубашку чуть пониже ключиц и продолжая прижимать его к стене, чтобы, во-первых, тот не попытался убежать (на несколько шагов, после которых точно запутался бы в своих бесконечных ногах), а во-вторых, чтобы не уехал вниз. Немец пялился на них с искренним удивлением, почти благоговением и фанатичным блеском в глазах, а выпитый некоторое время назад алкоголь явно развязал ему язык. Не нужно было даже пламенной речи, которая в следующую секунду полилась сплошным потоком комплиментов на ломаном английском с изрядной примесью немецких слов — в них узнали кумиров и жаждали внимания. Фредди озадаченно сморгнул, когда ему протянули смятый листок бумаги и огрызок простого карандаша. В другой раз он, вероятно, просто вспылил бы от такой наглости (порой фанаты вторгались в личное пространство совершенно непотребным образом), но что видел и слышал (и что из этого понял) этот мужик, было непонятно — и Меркьюри, деловито приложив бумажку к груди Брайана и нацарапав на ней несколько слов, которые завершил размашистой росписью, вручил ее в подрагивающие руки поклонника. Потом приложил палец к губам и выразительно кивнул на дверь, куда немец, понимающе и заговорщицки кивая, попятился, всем своим видом показывая, что ничего не видел, ничего не слышал и ничего никому не расскажет.
— Пиздец, — констатировал Фредди, взглянув на Брайана, когда дверь в туалет тихо прикрылась с той стороны. — Пойдем-ка, — напрочь забыв, зачем он вообще привел сюда Мэя, он потащил его обратно в сторону двери. — Давай, Мэгги, пока сюда не набежали его дружки, чтобы посмотреть на то, как Queen развлекаются в туалете, — пробормотал он, настойчиво утягивая Брайана обратно в зал. Обычно это с ним так таскались — в туалет, потом в машину, оберегая от ступенек и прочего. Сажали на сиденье, подставляли плечо и еще следили, чтобы он благополучно добрался до номера и рухнул в заботливые руки Фиби, который, вообще-то, и так всегда был рядом во время похождений по самым злачным местам Мюнхена.

Загрузить нескладное пьяное тело с бесконечными конечностями в машину — это почти как впихнуть невпихуемое в багажник, когда им, еще совсем молодой группе, приходилось выкручиваться, изворачиваться и ездить выступать в далеко не роскошных условиях и без автобуса, в сплошной тесноте и с вечной нехваткой места для шмоток. Сейчас Брайан, хоть и делал все, чтобы компактно сложиться и уместиться на заднее сиденье без потерь, все равно упихнулся в салон как-то очень неловко под изумленным взглядом Терри (надо отдать ему должное — он отлично знал, когда лишних вопросов задавать не стоит). Фредди хмыкнул, запрыгнув следом, и коротко скомандовал:
— В отель.
Брайан тыкался холодным носом в шею, тихо бормотал, и Фредди придержал его за плечо, чтобы он не завалился на сиденье при поворотах — ехать было совсем недалеко, но дорога то и дело поворачивала, вилась и вообще явно не была предназначена для перевозки тех, кто страдает укачиванием.
— Ну да, можем еще попозировать в туалете возле стены, — ухмыльнулся он. — Для того, чтобы писали дольше, можно сделать это без штанов. Наши стояки произведут фурор, — Фредди тихо фыркнул, покрепче придержав Мэя, когда Терри в очередной раз плавно крутанул руль, поворачивая к дороге на отель. Он высился серой громадиной далеко впереди, светился окошками номеров, и Меркьюри вдруг очень захотелось оказаться поскорее в своем пентхаусе, в тепле (а он все еще чувствовал отголоски того пронзительного холода, который ублюдски забирался под куртку, пока Фредди беспомощно бегал по округе в поисках этого кучерявого несчастья), покое и безопасности — иногда папарацци подкарауливали их возле отеля, но это было в основном с утра, когда они все выкатывались из дверей, чтобы доехать до студии для продолжения работы над альбомом. Все чаще и чаще это было порознь — а Фредди в последнее время и вовсе ездил из квартиры засранца Винни, на какое-то время обезопасив себя от настырных объективов.
— Да? Утром я тоже скажу тебе, дорогуша, очень много всего, — отозвался Меркьюри, чувствуя, как Брайан клюет носом рядом — как бы ни хотелось сейчас завалиться в номер и снова предаться пьяной любви, Мэй, скорее всего, уснет, рухнув на кровать. Впрочем, упускать своего Фредди все равно не собирался — и в этот раз, зеркально повторяя недавнюю ситуацию, решил, что его собственная кровать отлично подойдет Брайану для того, чтобы как следует проспаться после виски — позволить Мэю убежать просто так было бы непростительной глупостью. Надо будет предупредить Фиби, чтобы не мешал утром серьезному постельному разговору.
— Давай-ка, пойдем, — когда машина остановилась прямо возле входа, Фредди, перехватив Брайана покрепче, с некоторым усилием вытянул его из машины, пытаясь уследить одновременно за его непослушными руками и ногами. — Если ты зацепишься где-нибудь там своими ногами, я точно тебя уроню. И себя тоже, — ворчливо сообщил Меркьюри, перекидывая руку Мэя через свое плечо. Брайан не был тяжелым — худой, достаточно тонкокостный, он весил, наверное, как его обожаемая Красная Леди. Ладно, как несколько Леди. Можно было бы просто варварски перекинуть его через плечо и без особых проблем утащить наверх (лишь бы ноги по земле не волочились), но пугать и без того пуганого Андреаса, который проводил мистера Меркьюри и явно не вполне вменяемого мистера Мэя круглыми глазами в холле, Фредди не стал. Не отпустил он Мэя и возле лифта, ткнув на кнопку пальцем и посильнее перехватив Брайана, чтобы тот не выскользнул из рук.
— Знаешь, я многое мог себе представить, но чтобы тащить тебя, пиздецки пьяного, из бара… — двери лифта почти бесшумно открылись, и Фредди аккуратно втащил Брайана в кабинку. — Мне такое в самых мокрых снах не могло присниться, — повернув голову, пробормотал он куда-то в копну растрепанных кудряшек. Брайан, конечно, бывал пьян — и бывал пьян сильно, особенно на вечеринках в честь очередного удачного концерта (несмотря на недовольные возгласы после вроде «Звук дерьмо!»), но он всегда уползал в свою нору самостоятельно, на своих, пусть пошатывающихся и негнущихся, двоих. Это Фредди утром чувствовал себя помятым и ощущал жизненную необходимость в таблетке от головы, а Мэй ухитрялся не нажираться в драбадан и чисто отыгрывать свои гитарные соло. А потом еще скандалить с Роджером, который, кстати, тоже любил наебениться от души — спасибо Кристаллу, который неизменно утаскивал босса в сторону кровати и не давал ему нацеплять по дороге приключений на задницу.

Будь Фредди Брайану действительно другом, он дотащил бы его до его номера, уложил в постель и, кинув пару таблеток от головы на тумбочку, поднялся бы в свой пентхаус. Несколько месяцев назад он так и сделал бы, и ему в голову не пришло бы тащить Мэя в свою постель. Теперь они были не только друзьями — к статусу «друг» примешивались горячие воспоминания о недавней ночи, протяжные стоны, обоюдное желание и непреодолимая необходимость продолжить, так что Фредди, не желая упускать своего, не собирался оставлять Брайана этой ночью и утром в похмельном одиночестве.
— Я тебе завтра покажу на практике, — ухмыльнулся Меркьюри на вопрос о мокрых снах. Действительно, кое-что ему снилось. Кое-что до одури горячее, что он хотел воплотить в жизнь с одним конкретным человеком.
Лифт тихо звякнул, двери бесшумно раскрылись — пентхаус занимал большую часть этажа, включая просторную террасу — и Фредди протащил Брайана к двери. Мэй, путаясь в ногах, умудрялся еще и возмущаться, отчего-то уверенный, что Меркьюри отведет его в двухэтажный номер этажом ниже. 
— Я у тебя в гостях уже был, — Фредди звякнул ключами, открывая дверь, и ввалился в номер вместе с Брайаном, по дороге делая высунувшемуся из своих комнат Фиби знак, чтобы не мешал. — Твоя очередь, дорогуша, — протащив Брайана через череду комнат, он добрался до спальни с тем самым траходромом, о котором ходили легенды не только среди членов группы, но и среди техников. В самом деле, на нем можно было устроить неплохую групповушку с кучей людей, но сейчас Меркьюри хотел только одного — того, кто свалился на кровать прямо в джинсах и почти мгновенно уснул, нащупав рукой присевшего рядом Фредди, который как раз намеревался стянуть с упившегося гитариста джинсы. За окном была еще далеко не ночь; там стоял холодный мюнхенский вечер, и Меркьюри не собирался нырять рядом сразу же — укрыв Мэя одеялом и некоторое время позволив себе бесстыдно порассматривать его, спящего и такого умиротворенного, он бесшумно выскользнул из спальни, чтобы в гостиной столкнуться с недоумевающим взглядом Фиби.
— Долго объяснять, — отмахнулся Фредди. — Утром нужны будут таблетки. Он пока в отключке, — добавил он, скользнул ладонью в волосы, пригладил пальцами усы и мягко прищурился. — Не буди нас, дорогой, — предупреждение вышло максимально понятным: Фиби уже знал, что будет происходить. Он понятия не имел, как, почему и зачем, но точно знал, что двое из Queen вдруг воспылали друг к другу страстью. Или это он чего-то недоглядел в отношениях между участниками группы? Такими темпами еще выяснится, что Роджер спит с Кристаллом!
— Ладно, Фред. Я даже знать не хочу, — добродушно отозвался Фристоун, отошел к небольшому шкафчику и порылся в нем, чтобы извлечь из аптечки блистер с таблетками и сунуть его в руку Меркьюри. — Вот. У тебя в спальне есть несколько бутылок воды в тумбочке, — добавил он. — И я принес из химчистки твой костюм, он в гардеробной. Завтра… репетиция?
— Вряд ли с самого утра, — качнул головой Фредди. — В лучшем случае с обеда. Мы снова как чертовы петухи, — хмыкнул он. — Будет звонить этот ублюдок — пошли его к хуям, — добавил он, уже развернувшись и шагая в сторону спальни, откуда можно было попасть в его личную ванную комнату — хотелось немного расслабиться и наконец, черт возьми, отогреться как следует. «Этот ублюдок» с недавних пор было вторым именем Винни — Фиби терпеливо объяснял ему по телефону вот уже несколько дней подряд, что мистер Меркьюри крайне занят… И, видимо, продолжит объяснять еще долго.
Устроившись в постели через несколько часов с каталогом Сотбис и пригреваясь под боком у мирно сопящего Мэя, Фредди больше рассматривал Брайана, чем очередную антикварную японскую вешалку для кимоно. Тот спал, почти зарывшись в собственные кудряшки, мирно и спокойно — и не скажешь, что совсем недавно ревновал и возмущался. Меркьюри протянул руку, осторожно намотал кудряшку на палец и отпустил, глядя на то, как упругая спиралька вновь приняла свою форму. Как Брайан приручал всю эту свою копну — непонятно. Фредди в свое время едва справлялся с длинными волосами, вечно пушащимися, и был чертовски доволен, когда наконец мода позволила ему их срезать. В какой момент его срубило, Меркьюри пропустил. Кажется, его обнаглевшие пальцы, запущенные в кудряшки, так там и остались, в теплых русых спиральках, когда сам Фредди, ткнувшись носом куда-то в острое плечо, провалился в глубокий спокойный сон.

Фредди спал спокойно. Он вообще любил спать не в одиночестве, прижавшись к теплому боку — в последнее время это был Винни, который теперь мог обжиматься хоть со своими смазливыми мальчиками из ресторана, хоть со шлюхами, хоть с собственной подушкой. Сегодня бок был более худой — когда Фредди в прошлый раз оказался в постели (на диване?..) с Мэем, он спал таким пьяным сном, что разницы даже не заметил. Теперь хорошо прощупывающиеся ребра чувствовались под пальцами, и Меркьюри ночью наткнулся на острый локоть, пока жался поближе к Брайану — но это не помешало ему спать до самого утра на редкость спокойно и крепко.
Будильник был отключен. Фиби был предупрежден и с самого утра занимался своими делами: приводил в порядок костюмы, связывался с Мэри в их лондонском офисе, а потом и вовсе смотался, чтобы позавтракать и заодно завернуть в местный магазинчик на углу, чтобы чуть позже наполнить небольшой холодильник съестным — мистер Меркьюри мог, конечно, в любой момент заказать еду в номер, но запасы шампанского и закуски, а еще чая и чего-то легкого должны были быть в пентхаусе круглосуточно: мало ли кого Фредди приведет с собой. К тому же, Фристоуну не очень-то хотелось присутствовать при разборе полетов, который мог устроить Мэй — он уже видел слишком много ссор внутри группы, чтобы теперь еще выслушивать это в их с Фредди номере.
Меркьюри разбудила возня рядом. Винни всегда выскальзывал из кровати тихо, несмотря на свои внушительные размеры, и топал на кухню, чтобы заварить чай и сварить кофе. Брайан будил даже без касаний — Фредди, уже просыпаясь, буквально чувствовал взгляд серьезных изучающих глаз, который потом дополнился легким прикосновением к груди. Шторы они не потрудились задернуть до конца — не до того было — и Меркьюри ощущал еще и солнечный лучик, едва-едва теплый, пригревшийся на груди. Прошло еще несколько минут, прежде чем он услышал жалобную просьбу о таблетке, и пробормотал полусонно:
— На тумбочке с твоей стороны, дорогуша. Рядом с бутылкой воды.
Серебристый блистер с небольшими белыми таблетками он оставил там перед тем, как лечь в постель — кажется, как-то так делал и Фиби в попытке облегчить похмельное утро босса. Фредди разлепил глаза и взглянул на Мэя, который явно испытывал все прелести последствия весело проведенного времени наедине с бутылкой — таким несчастным он не выглядел даже после того, как ему было сказано о сокращении гитарных партий в новом альбоме. Всклокоченные русые спиральки торчали во все стороны, и вообще Брайан выглядел помятым — Фредди понимал, он сам, бывало, выглядел и похуже после особенно веселой ночи, но не смог удержаться от легкой улыбки.
— Выглядишь кошмарно, Мэгги, — добродушно усмехнулся он и добавил:
— Мне нравится.
Он улегся поудобнее, ожидая, когда Брайан закончит с таблетками — от своего вчерашнего плана отказываться он не собирался, тем более что Мэй, очевидно, был готов сразу же, как только открыл глаза — стояк не скрывало даже одеяло, выразительно топорщась в причинном месте. Фредди приподнялся на локте, наблюдая за Брайаном — кажется, сомнения еще не успели зароиться в кучерявой голове, вытесненные головной болью. В прошлый раз Меркьюри сделал глупость — ушел к себе вместо того, чтобы остаться и повторить, позволяя Мэю с ушами упасть в собственные размышления. А Фредди ведь как никто знал, как Брайан умеет себя накручивать — тревоги и сомнения росли в его сознании, словно снежный ком, наслаиваясь одни на другие, и изводили, пока Мэй не разбирался с причиной. Сегодня причина собиралась сама разобраться с Брайаном.
Дождавшись, пока Мэй закончит с таблетками, Меркьюри мягко обхватил его поперек груди, настойчиво укладывая обратно на подушку. Таблеткам требовалось некоторое время для действия, и терять эти минуты просто так казалось кощунством.
— У тебя есть удивительная способность, — проурчал Фредди в ухо, запрятанное среди кучеряшек. — Стояк даже с похмелья. Это я так на тебя действую? — он улыбнулся, заглядывая в ореховые глаза, и одним плавным движением оседлал бедра Брайана, откидывая одеяло подальше. Он не постеснялся вчера полностью избавить их обоих от одежды, так что возиться со штанами, как в ту ночь, было необязательно. А еще можно было рассмотреть Мэя получше. Ладони скользнули по груди, пальцы мягко обвели выступающие ключицы и поднялись по шее к подбородку, а затем ненавязчиво коснулись тонких губ.

Фредди знал, что Брайан далеко не монах. Несмотря на приличную внешность и приличное поведение на сцене и вне ее, он тоже мог позволить себе развлечься. Действительно, глупо было отказывать себе в удовольствии, когда на тебя смотрит столько пар восторженных глаз и столько фанаток, готовых на все, чтобы просто тебя потрогать, что уж говорить о постели. Роджер пользовался этим совершенно бесстыдно, да что там, даже техники, не особо светящиеся на сцене, могли подцепить кого-нибудь из фанатской толпы, просто обмолвившись, что они настраивают барабаны Тейлору, перевозят гитары Мэя или подают микрофон Меркьюри. Просто Брайан при всем этом был исключительно по девочкам — в это он свято верил до недавней ночи. В это верил и Фредди, который внезапно узнал о том, что стоит у Брайана не только от женского тела. И если Мэй был обескуражен совсем, то Фредди уже понимал, что делать.
— Я не жалел ни о чем еще в наш первый раз, Мэгги, дорогуша, — протянул Меркьюри, который действительно не жалел ни о чем. Он вообще никогда не жалел о сексе, был ли это секс с ублюдком Винни или со знакомым в одном из клубов. Секс с симпатичным мужиком был особенным удовольствием, чем-то вроде хорошего коктейля, но секс с кем-то настолько тонко чувствующим, как Брайан, всегда ощущался иначе. Быть может, еще накладывалось то обстоятельство, что они были хорошо знакомы, или то, что он за столько лет успел по достоинству оценить эту долговязую изящную фигуру с копной непослушных кучеряшек на голове, но с Мэем хотелось трахаться не единожды — его хотелось перманентно с той самой ночи.
Наверное, им обоим повезло, что Брайан решил напиться — другим путем вытянуть из него признание было невозможно. И уж точно он отказался бы зайти к Фредди в пентхаус для выяснения отношений. Так и молчал бы, ворочаясь и мучаясь от недотраха в своей кровати, а не тянулся сейчас с поцелуем. Его губы были мягкими — тонкие и как будто бы неуступчивые на первый взгляд, они оказались на удивление отзывчивыми. Меркьюри с наслаждением скользнул пальцами в растрепанные кудряшки, теперь уже неторопливо, ощущая эти упругие спиральки не подрагивающими от перебора алкоголя руками, а позволяя себе наконец-то как следует прочувствовать распушенные после подушки пряди. Глядя на поведение Брайана после той ночи, Фредди уже было допускал мысль, будто такая сумасшедшая взаимность на том диване ему приснилась — и сейчас понимал, что нет, Брайан чертовски отзывчивый, полный желания и умеющий сделать так хорошо, как не могли самые искусные его любовники. Фредди вело от этих поцелуев и изучающих пальцев, а еще вело от… неопытности. Да, Брайан совершенно не знал, что делать с мужским телом, как действовать так, чтобы обоим было хорошо, и Меркьюри намеревался показать ему все. А потом повторить для закрепления — и, желательно, не один раз.
— Я покажу тебе все, — прошептал Фредди, оставляя неторопливый поцелуй на длинной бледной шее, и нехотя выпрямился. В свое время он постигал искусство мужской любви без объяснений, просто на практике — Миннс не вдавался в подробности, а Меркьюри, порывистый и горячий, особо не интересовался, доверяя любовнику больше, чем себе.
— Расслабься, хорошо? — он заглянул в чужие глаза, одновременно дразняще скользнул тугим хватом по вставшему члену Мэя и потянулся к прикроватной тумбочке. За что он любил Мюнхен, этот бесстыдный, раскрепощенный город, так это за то, что Фиби совершенно спокойно покупал смазку в аптеках, не моргнув и глазом. Фредди узнавали здесь не все, а уж его личного ассистента со жгучим нежеланием мучительно краснеть и подавно.
Меркьюри поймал ладонь Брайана и поцеловал ее центр, а потом коснулся губами подушечек длинных пальцев. Сразу же вспомнилось, как Мэй перебирает шестипенсовой монеткой струны на своей любимой Леди, и как сногсшибательно смотрятся эти пальцы на изящном грифе. Густой прозрачный гель из мягкого пластикового тюбика влажно обнял сначала средний, потом указательный палец — Фредди не жалел смазки — и Меркьюри мягко прищурил блестящие от возбуждения глаза, ловя взгляд Брайана.
— Растяни меня, дорогой, — низко, урчаще попросил он. — Я хочу, — он снова склонился к Мэю. — Ощутить твои пальцы в себе. Не нежничай, — свободная рука вновь опустилась на горячий стояк, чтобы чуть сжать кольцом пальцев под пульсирующей головкой. У них впереди чертовски горячее утро…

Так сложилось, что Фредди был чаще снизу, чем сверху, хотя иногда он набрасывался на любовников с намерением оттрахать членом в задницу, и никто не смел возразить — когда вообще мистеру Меркьюри перестали возражать? Кажется, еще со времен небольшого ларька с одеждой на Кенсингтонском рынке (не считая Роджера, разумеется). Сейчас, когда Брайан лежал под ним, такой возбужденный и немного растерянный, Меркьюри мог бы просто растянуть его сам и засадить на полную длину, но пугать Мэя, доставлять ему лишний дискомфорт и сходу забирать себе вот так, без просьбы с его стороны, не хотелось. Он ведь привык так с женщинами, верно? Конечно, теперь его седлала совсем не дама, а усатый мужик с крепкими бедрами и отсутствием присущих женскому телу округлостей, но если бы он устроился меж худых бедер, Брайан волновался бы куда сильнее. Чтобы дать трахнуть себя в задницу (и не только туда), надо иметь определенное доверие и уверенность в партнере. У Фредди она была. А вот Мэй пока слишком слабо представлял себе, как все происходит, но однажды…
У Брайана аккуратные и бесконечно длинные пальцы — они скользнули внутрь осторожно, наверное, даже немного излишне, и Меркьюри чуть двинул бедрами, требовательно насаживаясь сам. Мышцы обхватывали и правда туго, обволакивали жарким шелковистым нутром, и Фредди не сдержал стона — пока тихого, одобрительного, протяжного и полного удовольствия.
— Как я теперь буду смотреть, как ты своими чертовыми пальцами перебираешь струны? — хриплым шепотом поинтересовался он, ритмично двигая бедрами, насаживаясь и снова ненамного выпуская из себя пальцы, давая сполна прочувствовать и себе и Брайану, а заодно продемонстрировать, что будет дальше. Мэй быстро учился: он аккуратно растягивал, понемногу разводил внутри пальцы, не больно, но ощутимо, и не забывал о жарких поцелуях. Фредди отвечал ему с тихими стонами, не затыкаясь ни на минуту, покусывал губы, прикрывая глаза, принимал пальцы глубже и сжимался на них так жадно, словно Брайан мог прервать все и куда-то деться. Деваться Мэю было решительно некуда — придавленный к постели телом Фредди, возбужденный, невозможно прекрасный со своими растрепанными кудряшками, он не имел ни единого шанса на побег.
— Сейчас, сейчас, — пробормотал в зацелованные губы Меркьюри, когда пальцы растянули его достаточно, а его собственный член, прижатый к животу и бесстыдно текущий капельками смазки, болезненно пульсировал, требуя немедленного продолжения. — Давай, дорогуша, — он заглянул в потемневшие глаза — даже сейчас, при утреннем свете, они казались почти черными — и добавил на чужой член побольше геля. Мэй был немаленьким, пары пальцев явно было маловато, но Фредди терпеть больше не мог. Не мог он и вспомнить, чтобы в последние годы хотел кого-то с такой силой. Черт бы побрал этого тощего гитариста, который смотрелся на сцене настолько горячо, что хотелось вертеться рядом с ним, не переставая, и приставать на глазах у воющей толпы…
Растянутые мышцы обняли головку с трудом, чувствительно сдавливая ее, и Фредди, уперевшись ладонями по сторонам от плеч Брайана, приподнялся, насаживаясь очень медленно, пропуская в себе по миллиметру горячей плоти. Выгнувшись в пояснице, чтобы было легче, он поймал взгляд любовника, не отпуская его до того момента, пока пульсирующий член не оказался внутри наполовину. Ощущение заполненности распирало — Меркьюри грудью опустился на Брайана и вновь впился в его губы, постанывая, все еще медленно насаживаясь и сжимая пальцами простыни. Одна ладонь скользнула в кудряшки, по-хозяйски стискивая их у корней почти до боли, а губы продолжали целовать — шумно, со стонами, почти грязно в том наслаждении, которое объяло все тело мелкой возбужденной дрожью.
Фредди предпочитал опытных любовников, но Брайан, имеющий опыт исключительно с женщинами до недавней ночи, заводил так, что крышу сносило напрочь, размывая все границы табу, все фетиши и желания — хотелось всего и сразу. Хотелось сделать так хорошо, чтобы Брайану даже в голову не пришло снова смотреть на женщин.

Трахать женщину и трахать мужчину — совершенно разные вещи. Помимо очевидного отличия мягкого, податливого женского тела от более твердого и сильного мужского, засовывать член в мужскую задницу — это совсем не то же самое, что устраиваться меж женских ног. Фредди знал, что сейчас испытывает Брайан; он и сам когда-то испытал это впервые, открыл для себя секс с мужчинами и словно шагнул в другую Вселенную, с удивлением обнаружив, что может отдаваться и брать — и сейчас отдавался с таким удовольствием, что голова шла кругом, а внутри все скручивало от наслаждения.
И Мэй быстро познавал этот новый для себя мир — его руки на бедрах стали увереннее, и от длинных пальцев там наверняка останутся следы. Позже Фредди будет с удовольствием рассматривать их в зеркале в ванной своего пентхауса и довольно улыбаться — вытащить страсть из самого приличного члена их группы оказалось не так уж сложно. Надо было просто грязно пристать к нему в его собственном номере, а потом показать, что надо делать.
Губы горели от поцелуев — чужой рот оказался чертовски отзывчивым, Брайан целовал, как в последний раз, и дергал бедрами навстречу — член, принятый наполовину, погружался в горячее нутро, обволакивающее твердую, пульсирующую плоть приятной теснотой, и Фредди не сдерживал протяжных стонов прямо в поцелуи. Чувствовать его в себе, горящий желанием, было настолько феерично, будто Фред был чертовым неопытным девственником.
То, что Мэй нервничал, не в силах отпустить осознание, что и с кем он делает, Меркьюри чувствовал буквально всем телом — может быть, сказывались долгие годы, проведенные бок о бок. Фредди на подсознательном уровне знал, когда его гитарист тихо психовал перед концертом, когда с гитарами что-то было не в порядке, и мог уловить нервные движения пальцев в настроечной, когда Брайн удалялся туда, чтобы приготовить свои инструменты к выходу. Сейчас Мэй определенно был на грани — балансировал между удовольствием, собственной неуверенностью и нервами, и Фредди одним слитным, плавным движением насадился на член, сжимая его и принимая полностью. Застыв, чтобы дать себе немного времени привыкнуть, Меркьюри прижался губами к уху.
— А может быть, это не я тесный, а ты настолько большой? — вкрадчиво, низко проурчал он, стараясь одновременно выровнять дыхание. К черту — рядом с Брайаном дышать спокойно не получалось. Грудь быстро вздымалась, когда Меркьюри выпрямился, чтобы окинуть жадным взглядом своего распластанного в его постели любовника. Брайан был еще более красив, чем на сцене, где сливался со своими инструментами до такой степени, что не замечал ничего вокруг — в замутненной желанием голове Фредди мелькнула мысль, что так они дойдут и до глупой ревности — он будет ревновать к гитарам, а Мэй — к микрофону, с которым Меркьюри вместе со стойкой на адреналине вытворял самые бесстыдные жесты под громкий рев толпы.
Поймав руки Брайана и подняв их от своих бедер на грудь, Фредди начал двигаться. Медленно, неторопливо, туго, откидывая голову и показывая очерченные под кожей ключицы, выпуская из себя член наполовину и снова насаживаясь до самого конца. Он с наслаждением выставлял себя напоказ — демонстрировал специально плечи и грудь, поросшую густыми волосками, показывал Брайану свою совершенно не женскую фигуру, чтобы тот смотрел и загорался желанием еще сильнее. Член, прижатый к животу, пульсировал, тек смазкой и ярко выделялся багровой головкой на фоне паховой черной поросли. Фредди вновь взглянул на Мэя, желая уловить его реакцию, когда движения стали быстрее и резче — невозможно было продержаться в этом невыносимом темпе, когда все тело буквально кричало о немедленном желании слиться с любовником так быстро, как это возможно. Благо, сегодня они располагали временем, чтобы быть неторопливыми: репетиция переносилась на какое-то время, Роджер отходил от вчерашней ссоры (и похмелья), Дикки ответственно ломал голову над тем, как успокоить всех этих воюющих ослов, а Фредди не собирался выпускать Мэя из кровати как можно дольше, вколачивая в кудрявую голову мысль о том, что они идеально подходят друг другу не только на сцене.

Было даже необязательно трогать член — Фредди был возбужден настолько, что мог бы кончить просто от этих жадных движений внутри себя, от взгляда Брайана и его рук с бесконечными пальцами, так правильно оглаживающих грудь. Это было много лучше, чем там, на диване в номере Мэя — тогда Меркьюри был просто неспособен показать себя во всей красе, только член стоял, однозначно демонстрируя все его желание, в то время как хозяин был абсолютно пьян и чувствовал себя откровенно хреновым любовником даже несмотря на то, что вышло в итоге искренне и чертовски горячо. Сейчас он, с незамутненным алкоголем сознанием и кристальным осознанием того, кто сейчас лежит под ним, двигал бедрами, сливаясь со своим гитаристом не только музыкой и голосом, как на концертах и записях.
— Хочу, чтобы ты каждый раз говорил мне об этом, — сбивчиво прошептал Меркьюри. Вытаскивать периодически из Брайана то развратное, бесстыдно-страстное нечто, с которым он случайно познакомился в ту ночь на диване, теперь казалось чертовски необходимым — несмотря на то, что Мэй выглядел на людях как настоящий тихоня и хороший мальчик, трахаться он где-то научился так же хорошо, как ласкать свою Леди — виртуозно. Да, Фредди не нужно было много — достаточно просто вида распаленного, жаждущего Брайана — и при этом Мэй все равно буквально топил его в своих потемневших глазах и взаимности такой силы, какой Фред не видел даже от сходящих с ума от него немцев — а уж обожания в бурной жизни Фредди Меркьюри было достаточно. Черт возьми, неужели за эти хренову тучу лет бок о бок они не смогли разглядеть взаимность друг в друге?
Движения, быстрые, почти жесткие, ритмичные, каким-то чудом не заставляли спинку кровати стучать о стену. Их некому было слышать — этаж весь принадлежал мистеру Меркьюри и его ассистенту, который так предусмотрительно свалил из пентхауса, переваривая увиденное вечером и стремясь сберечь собственную психику — и Фредди не сдерживал протяжных стонов, чувственных и громких. Он продолжал вдохновенно трахать собой Брайана, демонстрировать собственное гибкое тело, поросшее черными волосками, показывать то, что не было доступно никому из фанатов на сцене, какими бы бесстыдными и развратными движениями Меркьюри не сопровождал их концерты, щеголяя в откровенных нарядах.
Упершись лбом в чужой лоб, Фредди крупно вздрогнул, чувствуя, как сладкая дрожь от тела Брайана перескочила на него — кажется, он начал кончать вместе с ним, жадно ловя каждое движение пульсирующего тела внутри себя, каждое движение Мэя, малейшее изменение на лице — его любовник бился в волнах накатывающего удовольствия настолько красиво, что Фредди не мог бы продержаться дольше, даже если бы пытался оттянуть собственный оргазм. Он вскинулся, продолжая двигать бедрами, сжал ими, дрожащими и покрытыми испариной, Брайана еще сильнее, насадился с силой на член и забрызгал белесыми каплями себя и впалый мэевский живот под аккомпанемент особенного громкого стона. Наслаждение заставляло его содрогаться, пульсировать внутри, и напрочь украло всю способность мыслить вкупе с даром речи. В голове путалось, конечности ослабли, и Меркьюри с тихим стоном упал сверху на Брайана, тыкаясь носом ему в плечо. В голове мелькнула вялая, путаная мысль о том, что если от наслаждения можно умереть, то он только что был на грани. Удовольствие не оставило его и спустя несколько долгих минут — оно отзывалось приятным теплом в конечностях, ютилось затухающими электрическими разрядами в животе и бежало стайками шустрых мурашек по спине. Фредди оставил ленивый поцелуй на худом плече, приподнял голову и заглянул в глаза Брайана, еще потрясающе темные и блестящие от пережитого наслаждения:
— Знаешь, дорогой, если бы я той ночью знал, что ты так трахаешься, никакое опьянение не остановило бы меня тогда, — проурчал он, делая такой своеобразный комплимент любовнику. — Ты ведь не собираешься сбегать от меня после этого с криками, правда? — полушутливо поинтересовался он. Казалось бы, они уже все решили вчера вечером — Винни больше нет, Брайан однозначен в своих желаниях. Впрочем, если бы эта долговязая ромашка попыталась бы сбежать, все равно ничего не вышло бы — Фредди был слишком трезв, чтобы вот так отпускать его от себя уже во второй раз.

Несмотря на то, что Мэй был, при всей своей привлекательности, костляв, Фредди на нем тоже нравилось лежать. Он довольно улыбнулся — пусть он чувствовал выпирающие тазобедренные кости, пусть ему казалось, что он сейчас случайно продавит грудную клетку своим весом, Меркьюри не собирался никуда слезать. Брайан был горячим, медленно остывая от всего бесстыдства, которое только что происходило на королевском траходроме, приятно согревал, и времени у них была куча. Они оба были трезвыми, и обоим не хотелось выпускать друг друга из объятий. Могло ли быть более гармоничное утро после бурного вечера со скандалом, алкоголем и сорванной работы в студии?
— Роджеру надо денек остыть, — лениво откликнулся Фредди. — Он сегодня не придет, — добавил он, уже изучив Тейлора за столько лет. То ли от вредности, то ли из-за того, что остыть действительно было необходимо, Роджер мог не заявиться в студию, когда был особенно страшно обижен. А потом вдруг прийти и сказать, что нашел решение. И даже в этом случае перепалок было не избежать — каждый из них имел свое видение по поводу того, как должна звучать песня. А когда в студии собираются четыре человека, каждый из которых способен выдать хит, столкновения неминуемы. Это понимали все — и продолжали петушиные бои.
— Возможно, Фиби слышал, — равнодушно пожал плечами Меркьюри. — Но он слышал всякое, так что не бери в голову, дорогуша. Улыбнись ему при встрече, он точно будет чувствовать себя неловко, — усмехнулся он. Фиби, как и Брайан, несмотря на всю свою любовь к развеселым компаниям, порой казался чертовски приличным. Он тактично не совал нос в личные дела босса, хотя у него не было шансов не встретиться с его любовниками утром (только если он не сматывался, как сегодня, из номера), а мистер Мэй был последним, кого Фристоун ожидал увидеть выходящим из спальни Фредди. Но самому Фреду до этого дела не было — он, в конце концов, платил слишком хорошие деньги, чтобы еще стараться не поставить в неудобное положение собственного ассистента в своем собственном пентхаусе.       
В какой-то момент Брайан вдруг перевернулся, и Фредди ощутил спиной прохладные простыни. Ноги тут же обняли Мэя за бедра, чтобы он точно никуда не делся, Меркьюри с тихим стоном мягко куснул любовника в плечо, чувствуя движение, и поймал губами зацелованные губы Брайана. Поцелуй вышел глубоким, неторопливым, почти ленивым, но чувственным до дрожи в пальцах — Фредди целовал каждый раз как в последний, наслаждаясь на полную катушку каждым прикосновением. Ладони жадно огладили плечи и скользнули по бокам, а потом остановились ниже, чтобы большие пальцы неторопливо огладили тазобедренные косточки. Образ идеального мужика с крепким телосложением и усами скользнул куда-то в небытие, оставляя Фредди соблазнительное видение с тонкими пальцами, худое и копной непослушных кудряшек.
— Тебя никто не отпустит, — улыбнулся Меркьюри, поворачивая голову, чтобы губами дотронуться до центра ладони и быстро скользнуть языком по длинным пальцам. О, он видел, как девчонки в первом ряду (дальше было ничерта не видно из-за софитов) глазели на эти пальцы, шустро бегающие по струнам гитары… Теперь ни одной из них не светит решительно нихрена — делиться этими пальцами (и всем остальным) Фредди ни с кем не собирался. Он откинулся на подушку, позволяя Брайану разглядывать себя в свете дня, спокойного и удовлетворенного, а не скачущего полуголым по сцене. Было время, когда он считал волосы на груди в таком количестве излишними и слишком заметными… Однако брить их постоянно было слишком неудобно и просто смешно — оставалось только цеплять на себя обтягивающие трико с вырезом до паха и вызывающе демонстрировать их всем.
— Тебе нравится? — тихо, вкрадчиво проурчал Меркьюри. Он протянул руку, аккуратно потянул за кудряшку, пропуская ее между пальцев, и прищурился, разглядывая Брайана. — Я хочу принять с тобой ванну, — заявил он. — В прошлый раз ты только подразнил меня своей голой задницей и не присоединился, — добавил Фредди с улыбкой, вспоминая то дико похмельное утро. Ему потом приходило в голову, что надо было задержать Мэя в воде и решить все прямо на месте, но момент был упущен. Больше такой ошибки Меркьюри не совершит.