Long Live Rock 'n' Roll |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Long Live Rock 'n' Roll » Архив игровых эпизодов » Was tust du da, Freddie?
*Что ты делаешь, Фредди? (нем.)
Кто: Фредди и Брайан
Когда: февраль 1982 года
Где: Мюнхен
Кратко: о не самых теплых отношениях в группе, манере Фреда сильно напиваться и невыносимо занудных лекциях Брайана, которые, оказывается, легко пресекаются... весьма неожиданными способами.
Фредди Меркьюри скандалил громко. Точнее, не так. Он скандалил очень громко. Когда это происходило в студии, все выглядело не так плачевно: они, как четверо боевых петухов, кудахтали и возмущались, наперебой предлагая свои идеи, споря и в итоге приходя к шаткому компромиссу, и это было нормальным творческим процессом, который воспринимался окружающими как нечто обыкновенное. Когда Фредди скандалил с любовниками, все выглядело в разы хуже. И слышалось в разы громче — а еще за стенкой были соседи, которые слушали ор и, вероятно, были близки к тому, чтобы набрать номер полиции.
Скандал происходил на смеси английского и немецкого с перевесом в сторону первого. Фредди знал несколько немецких ругательств, а Винни чутко улавливал в голосе любовника раздражение, при этом ничерта не понимая по-английски. Барбары, которая обычно выступала переводчиком, рядом не было, а выразительные вопли сопровождались звоном разбитой посуды — несколько тарелок тонкого фарфора разбились о стену чуть левее головы побледневшего Винни, который старательно пытался переорать Меркьюри какими-то лающими, отрывистыми немецкими словечками. Причина была проста: тот смазливый официант из ресторана Винни как-то слишком зачастил к нему в гости. Стоял слишком близко, что-то курлыкал почти в ухо боссу и вообще вызывал во Фредди мерзкое чувство, будто Кирхбергер подпал под чужое обаяние. Плотину чувств прорвало, когда этот мелкий засранец заявился прямо с утра с какой-то неважной фигней — Фредди сдерживался как мог, дожидаясь, когда он унесет свою тощую задницу за дверь, и молча грохнул об пол чашку. А потом полилось то, что соседи Винни вряд ли когда-нибудь забудут.
Фредди сорвал к чертям голос. Чуть не наступил на осколки у входа в кухню. Едва сдержался, чтобы не использовать физиономию Винни в качестве боксерской груши. И ушел, громко хлопнув дверью, с твердым намерением никогда не возвращаться.
Чем Мюнхен нравился, так это обилием баров. Тематических и не очень, самых обычных и до чертиков пафосных, а главное — при желании можно было забраться на самую окраину города, чтобы не встретить знакомых. Сейчас знакомые были не нужны — Меркьюри не собирался плакаться в чужую жилетку, не хотел рассказывать о поведении Винни и не желал выслушивать советы по поводу того, как надо было себя повести. Хотел он одного — пропустить несколько коктейлей водка-тоник и забыться, желательно, до следующего утра, чтобы жесткое похмелье вычистило из головы все мысли о Кирхбергере и его блядских официантах. Помимо прочего совсем недавно они снова разругались с ребятами во время записи — Дикки, их обычно мирный и неконфликтный Дикки, и вовсе ушел с середины, сердитый и с лопнувшей струной на драгоценном басу.
Небольшой бар находился не совсем в сердце Мюнхена, но не так уж далеко от центра, и назывался банально: «Backstage». Темный, с пляшущими по кирпичным стенам разноцветными пятнами света, с самой разнообразной публикой, он был именно тем, что нужно. Фредди не знал, сколько он там просидел, в самом конце темного дерева массивной барной стойки. Кажется, кто-то предложил угостить его. Кто-то чуть позже утащил его на танцпол, беззастенчиво потираясь и лапая за бедра. Фредди как-то упустил момент, когда перед глазами все подернулось алкогольной пеленой, а в сознании возникла легкость, которую он и искал этим вечером на дне бутылки. Стало плевать на Винни и его прихвостней, конфликты с ребятами отошли на второй план, а когда Фредди, пошатываясь слез с высокого барного стула — кто-то заботливо придержал его — и направился в сторону ближайшего телефона, часы показывали около трех ночи. Палец, с трудом попадающий на нужные кнопки, набрал первый номер телефона всплывший в памяти — не так давно с обладателем этого самого номера они собачились на студии, стараясь уменьшить время гитарного соло.
— Брай, — заплетающимся языком пробормотал Фредди. — Дорогуша, Мэгги… Я в каком-то идиотском месте. Тут долбит по ушам музыка и много водки с тоником. И я хочу домой. Отвези меня домой? Тут написано «Backstage», и на входе здоровенный охранник-ирландец, — он сглотнул, чувствуя, как неприятный алкогольный привкус, осевший на языке, и сделал паузу, чтобы вновь попытаться собрать разбегающиеся мысли. — У меня ноги заплетаются… — на этом красноречие иссякло — даже не дождавшись ответа, Меркьюри повесил трубку. За ним приедут. Наверное.
Сегодня ему не спалось. Брайан бесшумно ходил по номеру, завернувшись в белый банный халат, собирал разбросанные ноты и листы с обрывками своих записей. Ему в голову приходило так много идей, но собрать их в одну он никак не мог. Это сильно раздражало, но вместо того, чтобы топать ногами и изводить себя по поводу бездарности (в очередной раз), Мэй решил успокоиться и заняться чем-то отстраненным. Порядок он не слишком любил, но вот держать разложенными в нужные стопки необходимые документы и наброски было необходимо.
Он напевал себе под нос какую-то старую английскую песенку, внезапно явившуюся ему в сознании, отпивал чай из невозможно хрупкой чашечки и думал, что в Мюнхене не так уж и плохо. Если не считать участившихся конфликтов с остальными участниками группы. Вздохнув, Брайан сел в кресло, выключил лампу рядом с собой и посмотрел в окно. Небо сегодня было на удивление звездным. Так редко удавалось наблюдать подобное в городе... Нет. И все же утренний конфликт не давал покоя. Они с Меркьюри вновь разругались на пустом месте, Роджер вставил свои три слова, а затем и вовсе бросил палочки, чтобы уйти покурить. На самом деле наверняка хотел оставить их с Фредди вдвоем, чтобы хоть как-то уладить непримиримых... друзей. Это Мэй думал, что они друзья, но какое-то несчастное гитарное соло смогло поссорить их и заставить хлопать дверьми. Что же дальше?
Стоило признать, что именно так влиял на них Мюнхен. Или сам Фредди с его изменившимися повадками. Но Брайан не желал продолжения этой странной и не ведущей ни к чему борьбы. Он бы прямо сейчас пошел в номер, чтобы поговорить с солистом, но прекрасно знал, что тот вновь уехал вести бурную светскую и личную жизнь. Роджер наверняка тоже, но совсем в другом направлении. Оставался Дикки, которого точно не хотелось будить.
Когда в комнате раздался телефонный звонок, Мэй чуть не подпрыгнул на месте - настолько это было неожиданно и не особенно приятно. Его прервали на полумысли, да еще и глубокой ночью! Поморщившись, он все же поднялся из удобного кресла и подошел к телефону.
- Я слушаю, - получилось немного раздраженно, но все же Брайан не до конца умел выражать свое недовольство в полной мере. - Фредди? Что? Где ты?
Гитарист нахмурился и попытался сообразить, знает ли он то место, о котором говорил ему Меркьюри. Конечно, нет, можно было даже не силиться.
- Ты снова пьян. Сильно. Как тебя туда занесло? - вряд ли последний вопрос был уместен, Фредди заносило еще не в такие места, но звонить вот так и просить забрать... - У тебя ничего не случилось? Я сейчас приеду.
Бросив трубку, Брайан тяжело опустился на кровать и вздохнул.
- Идиот. Сидел бы на месте. У нас скоро запись, снова будет носиться со своей больной головой. Почему меня никто не хочет слушать? - риторический вопрос, от которого Мэй позволил себе невесело усмехнуться.
Собрался он быстро. Какие бы конфликты не преследовали группу, как бы они не называли друг друга и насколько сильно не обижались, они все еще оставались семьей. Возможно, каждый из них в какой-то момент отрицал это, но итог был всегда один.
Брайан хотел было поднять кого-то из группы или их помощников, но понял, что в три часа ночи точно не добудится никого. Он предусмотрительно вызвал такси и вышел на улицу, тут же поведя плечами. Холодно. Отель за спиной призывно манил обратно, но разве можно было сейчас вернуться в номер и просто лечь спать или продолжать дальше спокойно любоваться звездами?
- Вы знаете, где находится клуб... или бар. Черт, в общем, он называется Backstage, - от охватившего его волнения Мэй заговорил на английском, и таксист успел обернуться с весьма озадаченным видом, но, услышав название, сразу кивнул, бросив на пассажира какой-то странный взгляд.
Наверное, гитарист не выглядел как завсегдатай этого места. Он вжался в сидение и отвернулся, рассматривая ночной Мюнхен. Большой вязаный шарф, который почти всегда был с Брайаном уже долгое время, сейчас спасал от дальнейших подозрительных рассматриваний. Еще не успев добраться до места, Мэй сунул таксисту деньги и попытался объяснить на немецком, что сдачу не возьмет. Этого оказалось достаточно, чтобы его подвезли к самому входу в нужный клуб и, кажется, пожелали хорошей ночи. О, если бы он только знал, чем собрался заниматься Брайан!
Это был, конечно, не первый раз, когда задницу Меркьюри приходилось вытаскивать из таких вот мест по разным уголкам света. Зачастую такое делал Роджер, который матерился и винил всех окружающих в испорченных планах, но все равно делал и, надо сказать, очень умело. В конце концов, у Фредди была своя свита, услугами которых он пользовался, поэтому сейчас Брайан немного не понимал, почему именно он. Потому что только его номер вспомнил солист? Какой бред...
Заплатить пришлось и охраннику, который, как он думал, стоял на страже порядка и не пропускал всех подряд. Ох уж эта аристократическая внешность! Надо было хотя бы одеться подобающе!
- Обожаю просто такие места, - Мэй ёрничал, пока пробирался сквозь уже очень нетрезвых людей.
Кажется, кто-то попытался его обнять. В нос ударил очень резкий запах дешевого алкоголя, и у Брайана чуть глаза не сошлись на переносице. Если Фредди назавтра проспится, то знатно отхватит за такие приключения.
- Фред! Меркьюри, черт тебя дери, - мужчину он узнал по макушке и дернул его за плечо, разворачивая к себе. - Иди сюда, - перекинув его руку через шею, он заставил обнять себя, - поехали в отель, хватит с тебя этих попоек. Терпеть не могу, когда ты так делаешь!
Несмотря на все, что говорил, Брайан вывел друга из клуба, не задерживаясь там более ни секунды. Было невероятно противно. Не потому что Брайан Мэй - ханжа, а потому что место действительно оказалось не самым лучшим.
- Ты не мог выбрать хотя бы заведение получше, если уж решил напиться в дрова? Сколько ты там выпил? - держа Меркьюри чуть ли не на руках, гитарист успел махнуть машине такси и понял, что это его новый знакомый, бросавший странные взгляды. - Нам повезло, мне не придется объясняться с ним снова. Фредди, ты доиграешься до больших проблем со здоровьем, - он завел свою старую шарманку и теперь останавливаться точно не собирался.
Пока Брайан соображал и добирался до места, Фредди успел пропустить еще парочку забористых коктейлей. Сложно остановиться, когда ты пьян, еще сложнее отказаться, когда тебе предлагают выпить еще — и сегодня ночью Меркьюри не отказывал себе ни в чем. Домой по-прежнему хотелось — на шикарную отельную кровать, чтобы спокойно вырубиться в тепле и уюте — но на крайняк сошел бы и во-он тот красный диван, на котором вызывающе терлась о какого-то парня разодетая девица (и если бы Фредди не был пьян настолько, он тут же сообразил бы, что никакая это не девица вовсе). Или чья-нибудь квартира — он все еще хреново понимал по-немецки, водка не стерла волшебным образом языковой барьер, но Меркьюри был готов поспорить на драгоценную микрофонную стойку, что все томные слова в ухо во время неторопливого танца с одним из таких же пьяных мужиков были ничем иным, как приглашением в гости. Фредди только улыбался, что-то говорил, неестественно растягивая слова — и так и не понял, знают ли теперь немцы, какой блядский ублюдок этот Винни. Впрочем, это было неважно — он проводил время так хорошо, как только мог в этой ситуации.
Брайан застал его на пути к барной стойке — продолжить топить ссору с любовником в крепком алкоголе казалось отличной идеей, единственно правильной, пока этот кучерявый рыцарь был в пути. Он возник рядом как-то совсем внезапно, перехватил за руку, чтобы перекинуть ее через шею, и Меркьюри от неожиданности споткнулся, практически повиснув на этих шести футах праведного негодования. Мэй явно был злющим, слегка растрепанным, выдернутым из умиротворяющей теплоты отельного номера и, быть может, из очередных творческих порывов, которые непременно станут очередным камнем преткновения в студии.
— Мэгги, — ватные ноги слушались с трудом, что не помешало Фредди попытаться дернуться в сторону стойки — дом домом, а водка сама себя не выпьет. — Эти чертовы немцы нихрена не понимают по-английски, представляешь? — с искреннем возмущением и таким же искренним недоумением сообщил он. Передвигаться с крепким плечом под рукой стало куда легче, так что путь до выхода, где терся здоровенный рыжий ирландец в форме охранника, обошелся малой кровью — Меркьюри пару раз заплелся ногами, обматерил порожек, зацепился плечом с таким же нетрезвым, как и он сам, и больно дернул Мэя за кудряшку. Кудряшки Брайана были отдельной любовью — Фредди позволял себе иногда распускать руки, особенно когда Мэй склонялся над столом, чтобы что-то поправить в очередных набросках, и русые спиральки заманчиво свисали, так и прося игриво за них подергать. А кто бы удержался?
— Не будь такой занудой, дорогуша, — Фредди поморщился, сообразив, что позвонил человеку, который, даже несмотря на свободную, пропитанную алкоголем и свободной любовью атмосферу гостеприимного Мюнхена, оставался до жути чопорным англичанином, хотя — Меркьюри отлично видел — иногда в студии Брайан тоже был не вполне трезв. — Между прочим, ты сорвал мне свидание, — пробормотал он, вспоминая те непонятные немецкие словечки в ухо. — Это было явно приглашение хорошо провести ночь, — невнятно добавил он, не отдавая себе отчета в том, что вряд ли будет понят. Добравшись до машины и цепляясь за Брайана, Фредди буквально рухнул на сиденье, и, наверное, ехал бы до отеля и вовсе лежа, если бы не Мэй рядом, к которому можно было удобно привалиться плечом, как только машина тронулась с места.
Нос уткнулся в воздушное карамельное облако волос — спиральки слегка щекотали, а еще пахли чем-то косметическо-парфюмерным. Все знали, что для укрощения этого кудрявого чуда нужен целый арсенал баночек, тюбиков и щеток, а еще бесконечное терпение.
— Эй, — пробормотал Фредди. — Ты вкусно пахнешь. Знаешь об этом? — тихо проурчал он, притискиваясь к Мэю сильнее. С другой стороны от Брайана была дверца, так что деваться ему было совсем некуда, чем Фредди и воспользовался, скользнув ладонью на худое бедро и цепко его стиснув на повороте, чтобы не завалиться.
Водитель, поглядывающий в зеркало заднего вида, только покачал головой: англичане — а это были, судя по акценту, именно они — совершенно не умели пить. Кого он только не развозил в ночную смену, чего только не видел на заднем сиденье — и картина, которую можно было наблюдать сейчас, была абсолютно обычной, так что оставалось просто флегматично крутить баранку в надежде, что второго англичанина, накидавшегося в хлам, не стошнит прямо здесь.
Фредди не тошнило. Его больше интересовал Брайан, привлекательность которого была очевидна всегда, но приставать к которому казалось… неправильно. Сейчас, нахлебавшись вместе с алкоголем смелости, Меркьюри все еще не был намерен в чем-то себе отказывать.
- То есть даже сейчас ты продолжаешь говорить о сорванном свидании? Когда я тащу тебя на себе в отель? Боги, Фредди, ты неисправим, - Брайан вздохнул и закатил глаза, с облегчением замечая подъехавшую машину и радуясь возможности скинуть с себя Меркьюри, - давай договоримся, что ты не устроишь нигде скандал, мы мирно доедем, и ты ляжешь спать. Ладно?
Вряд ли в таком состоянии Фреду можно было доказывать хоть что-то, обычно он не поддавался ни на какие уговоры, если решил испортить настроение себе и окружающим, а еще ввернуть длинную тираду, наполовину состоящую из бранных слов. У него это получалось на удивление легко и просто. Однако сейчас Мэю совсем не хотелось влезать ни в какие разборки. Он вдруг вспомнил о теплой постели в номере отеля, о недопитом чае и лишь наполовину разобранных пачках нот и набросков. Поняв, что совсем скоро доберется до всего этого, Брайан как-то смягчился и, упав на заднее сидение автомобиля, наконец-то выдохнул.
Странно, наверное, но даже во всем этом он находил неподходящие по случаю романтические нотки. Свет городских вывесок, мерный гул машины в движении, ночь, окутавшая всех словно большим одеялом. Ему вдруг стало тепло и даже уютно. Дороги Мэй очень любил, хоть и переносил их с волнением. Но переживал, в основном, не за себя. Инструменты, оборудование, время прилета - его волновало все. Но когда Брайан садился на свое место в автобусе или самолете, то мог и не заметить, как проходило по несколько часов. В это время в голову порой и приходили те самые мелодии, которые сейчас попадали на радио и в самые разные чарты.
Однако крепко задуматься ему не дали. Из размышлений его вывел Фредди, удобно устроившийся рядом. Гитарист думал, что его пьяный друг уже давно уснул, но не тут-то было. Вздрогнув, Брайан услышал шепот на ухо и напрягся.
- Это шампунь, наверное. На днях купил себе здесь, неподалеку от... отеля, - на последнем слове Мэй осекся, почувствовав, как в бедро вцепилась рука Фредди.
Должно быть, он просто боится упасть. Да куда можно деться, мы же в машине. И не в гоночной, а всего лишь в такси. Ночью, по свободной дороге! - так он успокаивал самого себя, пока мозг отказывался воспринимать очевидные вещи.
- Фред? Что ты делаешь? - таким же шепотом ответил гитарист и заерзал на сидении, желая спросить у таксиста, скоро ли они прибудут на место, но почему-то не делая этого.
Он медленно повернул голову к Меркьюри, глаза того блеснули даже в темноте, выдавая степень опьянения. И не вспомнит даже на утро, что так откровенно прижимался и гладил по коленочке. Явно перепутал с какой-то своей добычей из клуба, главное, чтобы теперь не попросил большего.
Однако Брайан по-прежнему не знал, как себя вести, несмотря на предлагаемые рассудком варианты развития событий. Любящий выяснять и вычислять, он бы должен был привести сто теорий, но ситуация уж слишком выбила из колеи и заставила действовать не по какому-то заранее определенному плану. В окно Мэй увидел знакомые места - все четверо гуляли здесь в перерывах между репетициями, записями и ссорами. Кажется, до отеля и в самом деле оставалось недолго, но он уже ни в чем не был уверен.
- Тебе нужно поспать, - Брайан озвучил самое примитивное решение своего мозга и шумно выдохнул, понимая, что прикосновение отозвалось где-то внутри, и это ощущение не спешило покидать его. Кажется, оно только росло. - Завтра у нас репетиция. Рано. Но, конечно, кто-то опоздает.
Пошел уже проверенным путем - лекции всегда спасали. Не заставляли никого одуматься, но чтобы Брайан прекратил, все сразу становились шелковыми. Это уж не обижало, зато было действенным способом и защитой от опозданий, долгих ночных пьянок и смены любовников на одну ночь.
- Потерпи... немного. Я отведу тебя в номер и, если хочешь, даже ботинки сниму. Боюсь, сам ты не сможешь заняться этим в своем состоянии, - он продолжал говорить, а рука продолжала лежать на бедре и, если Брайану не показалось, даже начала его гладить.
В какой-то момент он запаниковал и хотел было выругаться, вспылить, но понял, что таксисту эти концерты здесь точно не нужны. Благо мужчина не подозревал о том, кого везет на самом деле. Ему везло. Точнее, везло больше Брайану и Фредди, которые могли хоть оргию устроить на заднем сидении - немцу было бы плевать.
Конечно же, репетиция. В последнее время Фредди все чаще заваливался в студию с диким похмельем и не менее дикой головной болью, в самом прескверном настроении. Он падал на уютный диван рядом с Роджером, пребывающим примерно в таком же состоянии, и пытался вникнуть в очередные каракули и идеи — свои или не свои, оценивая и пытаясь подобрать рифму получше или предложить лучшее решение для гитарной партии. Примерно с этого момента начинались споры, шустро набиравшие обороты и очень скоро выливающиеся в громкую ругань — и обо всем этом Меркьюри думать сейчас совсем не желал. Он хотел в отель, а еще хотел компании — желательно, жаркой, взаимной и готовой отдаваться ему во всех смыслах весь остаток ночи. Наверное, тот немец из клуба с радостью поехал бы с ним. Наверное, кто угодно поехал бы с ним в отель, но сейчас рядом сидел Брайан. Сидел и бубнил что-то о том, какое у Фредди состояние, и что надо немного потерпеть… Часть слов благополучно пролетела мимо ушей, часть превратилась в белый шум, и Фред тихо фыркнул в чужие волосы.
— Я охрененно себя чувствую, — заявил Меркьюри, пока его ладонь, уже не державшаяся так крепко за бедро Мэя, скользнула выше, задевая кончиками пальцев внутреннюю поверхность. Алкоголь, развязывающий фантазию (и язык), помог вообразить, какая мягкая и гладкая там кожа, нежная, гораздо более чувствительная, чем на руках, наработавших грубоватые подушечки на пальцах от вечного взаимодействия с обожаемыми гитарами.
— Предлагаю тебе опоздать на репетицию вместе, — горячо шепнул Фредди в ухо, прижимаясь к нему на несколько мгновений губами и чувствуя, как по спине сбежала горячая волна мурашек от собственного поведения. Где-то глубоко на задворках опьяненного сознания сидела вполне трезвая мысль, что Брайан просто выдаст ему увесистую оплеуху, чтобы привести в чувство. Меркьюри, разумеется, ответил бы тем же, особо не отдавая себе отчет, что оплеуха была бы очень за дело, но он все равно настырно лез, пока даже не собираясь трезветь.
— У меня шикарный номер, — продолжил он заплетающимся языком, словно у Мэя номер был не такой же. — И охуенная кровать. Ты можешь снять с меня не только ботинки, — Фредди тихо промычал и поймал губами одну из лезущих в рот кудряшек, прикрывая на минуту мутные глаза — их до сих пор слегка пощипывало от сигаретного дыма, который стоял столбом в том сомнительном заведении. — Хочешь, откроем бутылку шампанского и потанцуем, дорогуша? — ладонь на бедре вновь слегка сжалась, а другая рука проворно юркнула в мягкие кудряшки. Палец неловко накрутил одну из русых спиралек и тут же ее отпустил, чтобы в следующий момент ласково ее подергать, заигрывая.
Если бы Брайан не приехал, наплевав на пьяные бормотания в телефонной трубке, Фред просто провел бы ночь с кем-нибудь симпатичным в какой-нибудь квартире — или затащил бы выбранную добычу в свой номер, чтобы утром очень смутно помнить, как он умудрился добраться до места (и тем более объяснить, куда они едут), а утром Фиби пришлось бы вежливо выпроваживать случайного любовника на все четыре стороны. Сейчас все было проще — и, на удивление, такой расклад казался куда желаннее новых знакомств, бедро под ладонью — чертовски привлекательным в своей худобе, а в голове алкогольными парами рисовались и тут же исчезали в дымке такие картины, что Мэй покраснел бы до кончиков своих спиралек, если бы увидел это.
По пустым дорогам поездка действительно оказалась довольно быстрой: немец за рулем вез их самым коротким путем по проторенной дорожке, лихо вписываясь в повороты и стараясь не трясти сильно — уже далеко не раз и не два он отвозил в этот шикарный Hilton не слишком трезвых постояльцев, которые в поддатом виде никогда не скупились на чаевые. Обычно он заезжал прямо на территорию и останавливался у самого входа, как сделал и на этот раз — высокий кудрявый англичанин вряд ли дотащил бы своего вусмерть пьяного дружка, если бы машина притормозила у торца здания. Двигатель заглох, и в стекло заднего вида на Брайана выразительно взглянули, мол, приехали. Еще там читалось что-то доброжелательное, вроде пожелания скорее уже свалить из такси, пока кое-кто не запачкал салон — на такие случаи в кармашках на сиденьях, конечно, были пакеты, но их пассажиры обычно не успевали достать, а до круглосуточной мойки было до обидного далеко.
Брайана будто пригвоздило к сидению автомобиля. Он начал было читать свои лекции, но действовали ли они на Фредди? Нет, никогда. Даже собравшись в студии, они вечно спорили по поводу этих самых выговоров Брайана. Он много себе позволял по версии Роджера, был страшным занудой по версии Фредди. Даже Дикки, кажется, не был в восторге от обсуждения чужого образа жизни, потому что сам иногда позволял себе лишнего. Да все позволяли! Кроме самого Брайана Мэя. Вот и сейчас... Фредди, будучи пьяным слишком уж сильно, распускал руки, чем заставил гитариста не на шутку испугаться. То есть нет, он не боялся рук Меркьюри, но уж точно не мог одобрить таких вольностей. Кто ему вообще разрешал? Очень не хотелось устраивать скандал прямо в машине и открыто заявлять о том, что не стоит путать его с посетителями клуба Backstage. Водитель не понял бы их, зато за разборку высадил бы на месте, заставив добираться до отеля ногами. Фредди этого сделать бы точно не смог. Сейчас такой расклад событий ну никак не мирился с его состоянием, а тащить на себе солиста Брайан не особенно хотел. Он. Просто. Хотел. К себе. В номер!
- Что? В смысле опоздать? Фред, - прошептал Мэй и нервно сглотнул.
Тело отзывалось на прикосновения, и это, пожалуй, было сегодня самым странным. Почему? Как это могло случиться?! И не хватало еще, чтобы хоть кто-то из сидящих в машине заметил оттопырившуюся ширинку. Благо света здесь не было, а уличные фонари не прибавляли нужного освещения и, тем самым, пикантности ситуации. Хотя какой там к черту пикантности!
- Остановись, слышишь? У меня такой же номер, забыл? Просто успокойся, мы приедем через пару минут, и там ты сможешь расслабиться, - сказал не подумав и зажмурился, больно прикусывая губу.
Прозвучало еще более неоднозначно, чем все остальное за эту поездку. Отлично. Теперь ему нужно было выкручиваться и не дать затащить себя в номер, потому что там...
- Фред, я... Я вообще-то по девушкам, - криво улыбнувшись, Мэй опустил взгляд на руку солиста, чтобы быть готовым к любому повороту событий.
На его счастье таксист подвез из ко входу в Хилтон и сказал что-то на немецком. Брайану почему-то показалось, что это самый настоящий тон облегчения. Не запачкали машину, да еще должны были неплохо заплатить. Сунув деньги в руку мужчины, Мэй кивком поблагодарил его, улыбнулся и резко открыл дверь машины.
- Пойдем. Пойдем, я помогу тебе. Только не падай, пожалуйста, иначе мне придется позвать работников отеля. Наделаем шума, на завтра будет сенсация в газетах, - Брайан как мог разряжал обстановку, но получалось плохо, ведь мысль сейчас были заняты совершенно другими вещами. - Слушай, где я, а где танцы? Ты же понимаешь, что с моим ростом все танцы превращаются в нескладное дрыгание. Вряд ли что-то получится с твоим гениальным планом, - вновь взвалив друга на плечо, Мэй придерживал его как мог, пока чуть ли не нес на себе.
От помощи швейцара он вежливо отказался и своей милейшей улыбкой дал понять, что рассказывать об этом тоже никому не стоит. На утро может прийти к нему в номер за чаевыми. Возможно, даже хорошими. Группе сейчас точно не нужны были потрясения, но Фредди этого будто не понимал. Он продолжал регулярно тусоваться в клубах всеми ночами и собирать вокруг себя целую кучу мюнхенских любовников. О, как Мэю хотелось все ему высказать! Но вряд ли это возымело бы эффект. Разве что они опять бы сильно поругались.
С повисшим на себе Меркьюри Брайан дошел до лифта и поставил солиста у стены.
- А ну-ка не падать. Еще немного, и мы будем на месте. Только, пожалуйста, без алкоголя больше. Иначе я спущу все свои деньги на взятки персоналу, скажу, чтобы не приносили тебе ничего. И из бара в номере убрали, - предупредил Брайан, занимаясь разматыванием шарфа.
Больше всего беспокоило то, что его тело не собиралось возвращаться к привычному режиму работы. Сердце стучало как сумасшедшее, доставляя при этом очень мало удовольствия, а ткань в районе ширинке продолжала топорщиться. И вечно знающий все ответы на все вопросы Брайан Мэй находился теперь в полном ступоре. Это пугало, смущало и подогревало интерес одновременно. Кажется, в последний раз он испытывал похожие ощущения, когда брался за диссертацию, которую пока так и не смог дописать. Но теперь переживания были связаны с совсем другим...
- Твой номер ведь триста двадцать четвертый? Ох, а как же ключ... Он у тебя? - спохватившись, спросил Брайан и подошел чуть ближе, чтобы, если нужно, осмотреть одежду Фредди. - Ты сдавал его? Или тебе придется переночевать у меня. На полу!
Легко сказать — успокойся! Фредди, набравшийся алкоголем под завязку, никогда не мог притормозить (у него и в трезвом виде это не всегда выходило) — и на этот случай рядом всегда оказывался верный Фиби или не-верный Винни, или Рэтти, или кто-то из многочисленной свиты, или другие члены группы, готовые в три голоса воззвать к разуму своего фронтмена, но сегодня рядом в Backstage не было никого кроме непонятливых, но очень гостеприимных немцев. Фиби давно спал в своем номере, вымотанный вусмерть поручениями по поводу организации записи на студии, Винни с горя наверняка устроил оргию со своими смазливыми официантиками (по крайней мере, так это происходило в мутной голове Меркьюри), Роджер шлялся где-то в компании Кристалла (возможно, не в лучшем состоянии, чем Фредди), зато Брайан примчался по первому зову и оказался чертовски соблазнительным с этим своим извечным шарфом (Меркьюри даже не заметил, насколько холодно на улице), кудряшками и почти детской, наивной растерянностью в испуганном шепоте, словно они обжимались в школьной раздевалке, и училка вот-вот их застукает. А еще он, очевидно, понятия не имел, как останавливать своего ужравшегося друга, потому что лекции имели ровно обратный от желаемого эффект.
И Меркьюри обязательно скользнул бы ладонью еще выше, чтобы прочувствовать это брайановское «по девушкам» самолично, но не успел. Машина остановилась, Фредди качнулся вперед, досадливо поморщился, а потом буквально вывалился из машины, когда крепкая опора в виде плеча Мэя исчезла — если бы не руки Брайана, он благополучно шлепнулся бы на аккуратно выложенную серую плитку и, матерясь, добирался бы до дверей Хилтона ползком.
— А мы будем двигаться… плавно, — пробормотал Фредди, волоча ноги к ступеням и неловко на них взбираясь. — Медленно, дорогуша, чтобы ты прочувствовал все… как следует.
Заботливому швейцару он запоздало махнул рукой в преувеличенно приветливом жесте, мол, все в порядке, приятель, при соединяйся к нашей бухой вечеринке. Будто он и правда мог добраться до номера сам, а его ноги вовсе не напоминали парочку разваренных макаронин, которые болтались внизу, гнулись в самый неподходящий момент и вообще больше мешали Мэю его тащить, чем помогали. Даже возле лифта они не пожелали держать своего хозяина: сложились в коленях немедленно, и Фредди медленно стек по стенке вниз, оказываясь лицом аккурат на уровне ширинки Брайана. Явно выпирающей ширинки, которую сложно было не заметить, когда находишься так близко, даже если ты пьян в драбадан.
— Мэгги, — проурчал он, поднимая на Брайана блестящие глаза, темные, подернутые алкогольной дымкой, но совершенно точно блеснувшие пониманием. — Нихрена ты не по девчонкам, — уверенно выдал он, пропуская мимо ушей угрозы по поводу выпивки и какие-то совсем не важные вопросы про ключ. — Пойдем, — он кое-как заставил себя подняться, хватаясь за Мэя, и его качнуло, вынуждая схватиться за чужие плечи и уткнуться носом куда-то в район уха, скрытый мягкими кудряшками. — Пойдем, мы будем танцевать на полу всю ночь. У тебя, потому что хрен его знает, где этот идиотский ключ. Наверное, остался у этого ублюдка дома, — за спиной негромко звякнул приехавший лифт, и Меркьюри с видимым усилием подался назад, пятясь и затягивая в кабину за собой Мэя. При упоминании Винни дурное расположение духа снова вернулось, но тут же спряталось за накатывающим желанием, когда он неуклюже прижал Брайана к стене и снова повис на нем, вжимаясь бедрами и горячо дыша в ухо. Где ключ, он правда понятия не имел — должно быть, оставил его в квартире Кирхбергера, возвращаться в которую он не собирался больше никогда. Одна мысль о том, что этот немецкий засранец мог променять его, Фредди, на какого-то наглого мальчонку с серебряным подносом, вызывало бурю негодования. И если обычно после выпивки Меркьюри был готов смягчиться и дать любовнику шанс загладить свою вину, то сейчас это ничерта не работало. Сейчас он хотел только одного — стянуть с Брайана все эти тряпки, которыми тот пытался защититься от мюнхенского холода, и сделать так, чтобы изо рта Мэя вылетали не обрывки наставительных лекций (браво, Брайан, ты все еще пытаешься!), а совсем другие звуки.
В этот раз ладони скользнули на бедра уже более требовательно — каким бы пьяным Фредди ни был, в том, что касалось ласк и секса, его движения не давали сбоев, даже когда ноги не держали, а взгляд подло уплывал. Он чувствовал сквозь слои чертовой одежды тепло тела — и жался к нему сильнее, лип бессовестно и бесстыдно, твердо вознамериваясь сегодня ночью не дать Брайану спать и вообще рассказать ему, что он, черт бы его побрал, любит не девочек вовсе. Или не только девочек.
Как отцепить от себя очень пьяного и очень разгоряченного Фредди, Брайан и вправду не знал. Он был удивлен собственной реакции, поэтому немного заторможен. Фред переходил тонкую и опасную черту, эдакую точку невозврата, за которой не было ничего. Точнее, Мэй просто не знал, что там может быть. Не пробовал, не ведал, не желал об этом задумываться. Его слишком уж устраивала та жизнь, которую он вел, поэтому что-то менять сейчас... сомнительная затея. Но казалось, что он на все согласится, лишь бы Меркьюри перестал так бесстыдно об него тереться!
Ладно, на самом деле, Брайан действительно терпеть не мог разборки в людном месте. Он всегда отговаривал от этого попеременно то Роджера, то Фредди, когда те вскидывались на кого-то из журналистов или слишком уж приставучих поклонников. Однажды пришлось успокаивать и Рида тоже, известного своим паршивым, взрывным характером. Но сам Брайан в эти переделки встревать был не намерен. Да что там, он даже не умел улаживать конфликты, не говоря уже о том, чтобы дать кому-то по лицу. Но это не помешало бы... или хотя бы бутылка холодной воды, которой в запасе тоже не было.
- Танцевать на полу? Как ты себе это представляешь? - хохотнув как-то нервно, Брайан повел плечами и на мгновение прикрыл глаза, от чего по телу разлилось невероятно приятное тепло.
Он поддавался соблазнению пьяного Фредди. Вот уж чего не хватало! Но было бы еще интереснее, если бы их застукали прямо в лифте. "Рок-звезды и их грязные тайны", "Теперь мы знаем, почему Меркьюри гей" и еще много чего в том же духе. А у Брайана в планах где-то призрачно маячили женитьба и наследники. Желательно не один.
- Фредди, почему ты потерял свой ключ? Тебе нужно в свою кровать, хорошенько выспаться, чтобы быть бодрым на репетиции, - Мэй аккуратно уводил солиста от темы, но понимал, что идея с самого начала провальная.
Разве могло хоть что-нибудь удержать этот танк, если он начинал движение? Меркьюри был слишком напористым во всем. Он наседал на толпу, которая под конец концерта ревела, даже если в самом начале аплодисменты слышно было лишь от половины зала. Он менял любовников как перчатки - казалось, что в каждом городе у Фредди припрятано по четыре туза. И Брайан никак не хотел становиться пятым. Вообще никаким, если можно! Он даже не представлял, как это вообще возможно! Они же знакомы уже так долго и так много пережили вместе! Друзья, почти братья, одни из самых близких людей на всей Земле и вдруг... Это.
Резко распахнув глаза, Брайан одновременно услышал сигнал лифта, возвестивший об окончании самой жаркой поездки на лифте, и почувствовал стояк Фредди, упирающийся ему в бедро. Ну, или нашелся ключ от номера, что было маловероятно.
- Мы приехали. Пойдем в номер, так и быть, я лягу на полу, а ты можешь занимать мою кровать, - подхватив Меркьюри за шкирку, Мэй вытащил его из лифта и вновь приобнял, чтобы снова поработать такси с повышенным комфортом и донести того до входной двери.
Самым пугающим было сейчас то, что он сам завелся. Брайан Мэй – английский джентльмен, сдержанный, с такой выдержкой, которой можно было позавидовать, всегда рассудительный и почти всегда спокойный (если не считать их перепалок в студии) крепче прижал к себе Фреда и понял, что перед глазами пляшут разноцветные огоньки. Он прикусил губу и судорожно выдохнул, попытавшись привести себя в порядок хоть как-то. Но ничего не выходило.
Брайан, этот человек с тобой рядом. Сколько ты его знаешь? Помнишь ваши первые ночи в студии, ваши трудности. Вы поддерживали друг друга и вместе решали тысячи проблем. Ты хочешь приобрести еще одну? – он убеждал сам себя, пока воображение вновь и вновь подкидывало сцены из лифта и то, чем они могли бы закончиться.
Фредди обнимал иначе. Ни одна из девушек не делала это так горячо. Он сам был пламенем, которое невозможно погасить, а там и вовсе принадлежал только ему, Брайану. Возможно, дело было в его состоянии, но не это ли обычно делало людей искренними? Черт возьми, неужели Меркьюри думал об этом и раньше?!
- Мы почти на месте, - подал голос Мэй и дрожащими пальцами открыл замок, затаскивая Фредди внутрь.
Закрыв дверь ногой, он буквально впечатал солиста в стену, но… на большее смелости так и не хватило. Лишь ненадолго их взгляды пересеклись, Брайан дернулся от ощущения, что эти потемневшие глаза будто раздевали его. Наконец, отпустив Фредди и убедившись, что тот все еще держится, он отошел на шаг назад и скинул с себя куртку, в которой стало нестерпимо жарко. Только вот собственную реакцию было уже ничем не скрыть.
- Тебе нужно в душ? Хотя лучше не надо, я не хочу, чтобы ты повредил себе что-нибудь, - вновь проявлял заботу, но на самом деле отвлекал от совершенно других разговоров.
Брайан чего-то там бормотал про ключ — кажется, был на пороге очередной наставительной лекции о том, что нельзя терять ключи, карточки и другие важные вещи, особенно в другой стране — но Фредди было глубоко плевать (как вообще можно со стояком в штанах рассуждать о подобных вещах). Он не желал думать ни о репетициях, ни о записях, ни об участившихся в последнее время спорах, ни о том, что завтра утром ему будет крайне фигово. Сейчас ему было охренеть как хорошо. И он — о да! — хотел в постель прямо сейчас. Чтобы не спать остаток ночи с одним конкретным человеком, изо всех сил игнорирующим собственное состояние.
— Дорогой, ты разбиваешь мне сердце, — протяжно проурчал Меркьюри, волоча ноги из лифта с помощью Брайана и обнимая его за плечо, чтобы, нагло пользуясь положением, притиснуть к себе плотнее. — Твоя кровать вместит нас обоих и еще двоих, задумай мы групповуху. Как ты смотришь на парочку горячих немцев? — он хохотнул, дразнясь — делиться Мэем с другими мужиками совсем не хотелось. Фредди вообще предпочитал отдавать себя одному партнеру в постели, чтобы обрушить всю силу своей неуемной страсти на него, не отвлекаясь на других, и жадно забрать себе полностью в ответ, не делясь ни с кем.
Путь по коридору от лифта показался Фредди слишком долгим — они шли медленно, Брайан буквально волок его на себе, и Меркьюри, как мог, помогал, перебирая ногами и стараясь сделать так, чтобы непослушные конечности не подломились в самый неподходящий момент: у Мэя было достаточно сил, чтобы дотащить его до номера, но вряд ли он смог бы поднять Фредди с пола, при этом не потеряв равновесие — а устраивать непотребства в коридорах фешенебельных отелей Меркьюри не собирался даже в ужратом состоянии.
Он тихо и неразборчиво промычал что-то, пока Брайан нервно ковырялся ключом в замке, потом попытался перешагнуть порожек, старательно поднимая ноги, но все равно, когда дверь гостеприимно распахнулась, неловко зацепился за него мыском и от души выдал первое, что пришло в голову из скудного запаса немецких ругательств:
— Verdammte Scheiße!
Отчего-то всякая дрянь липла к языку куда охотнее, чем нечто приличное вроде фраз, наиболее часто встречающиеся в коротких вежливых разговорах — полноценно из окружения и только на немецком говорил только Винни (для секса с которым понимать его было совершенно необязательно), остальные из местного обслуживающего студию и номера персонала мало-мальски знали английский. Впрочем, другие ругательства тоже в один миг вылетели из головы, стоило Фредди покачнуться под напором чужих рук, впечатавших его в стену. Несильный удар, кажется, даже слегка отрезвил, но недостаточно, чтобы Меркьюри поменял свое решение провести эту ночь в компании Брайана и одного сплошного удовольствия на двоих.
— Хочешь, сходим в душ вместе? — Фредди неловко отлепился от стены, покачнулся и вцепился в плечи Мэя, чтобы в сиюминутном желании неожиданно дернуть его к себе, быстро зарыться пальцами во взлохмаченные ветром кудряшки и требовательно нагнуть к себе для напористого, решительного поцелуя с привкусом водки, лайма и тоника, приправленных желанием и жаждой получить ответ немедленно. Губы Брайана, тонкие и иногда сжимающиеся в упрямую жесткую линию (перед очередной лекцией), на поверку оказались чертовски мягкими, пусть и неотзывчивыми с первых секунд. Этого времени хватило для того, чтобы Фредди, сжав покрепче русые спиральки, чтобы Мэй не вздумал даже пытаться вырваться, успел чувствительно укусить его за нижнюю губу, углубить поцелуй и одновременно с этим скользнуть свободной рукой на поясницу, чтобы прижать горе-спасителя, уже наверняка пожалевшего о своем рыцарстве, к себе покрепче. Кажется, он пропустил тихий стон прямо в губы, вылизывая чужой рот, и прикрыл глаза, отдаваясь ощущениям целиком. Стояк в джинсах стал крепче — теперь его точно нельзя было перепутать с ключом — а по спине пробежал лихорадочный жар: теплую кожаную куртку, которую Меркьюри сердито сорвал с крючка в квартире Винни перед тем, как громко хлопнуть дверью, он до сих пор так и не снял, напрочь забыв о том, что вообще одет. В пьяном мозгу вертелась только мысль о том, как он, черт бы побрал эти соблазнительные кучеряшки, хочет взаимности. Чтобы эти ладони с длинными пальцами, обычно ласкающие гриф одной из гитар, ласкали его — Фредди может звучать ничуть не хуже самой любимой мэевской леди.
Брайан тяжело дышал и понимал, что вряд ли вот так просто сможет успокоиться. Даже если Фред уснет прямо сейчас, даже если на утро он не вспомнит ни одного своего слова или действия. У Мэя была слишком хорошая память. Сейчас абсолютная трезвость не делала чести, он даже подумал о том, чтобы хоть немного выпить, чтобы избавиться от этой своей напряженности. Возможно, тогда сможет и уснуть покрепче, но... вряд ли очень быстро. Черт возьми, совсем рядом с ним находился человек, который только сегодня, всего где-то час назад был другом и коллегой, а теперь что?! Брайана охватил ужас от того, что он и сам не был равнодушен и даже позволил себе мысль о совершенно других отношениях с Фредди. Нет. Не просто позволил, он уже впустил эту мысль и сейчас покрывался испариной лишь от близости Меркьюри. Его касания оказались чересчур приятными.
Потерев переносицу, гитарист попытался очнуться, хоть как-то собрать в кучу самого себя и принять относительно верное решение, например, позвонить персоналу и попросить открыть номер Фредди. Но его опередили и сделали это совершенно бесцеремонно. В один миг Мэй оказался в объятиях, да таких, которые не позволили ему даже пошевелиться. Он тихо простонал в попытке назвать уже до боли знакомое имя, но вместо этого неосознанно ответил на поцелуй и охнул прямо в губы - по спине прошлась обжигающе горячая волна, которая могла означать лишь одно. Даже страх отступил, оставляя место лишь для накрывшего с головой волнения. Мысли окончательно перемешались и наверняка стали похожи на его кудряшки, поэтому Брайан не нашел ничего лучше, чем обнять Фредди в ответ и в один шаг вновь оказаться у стены. Меркьюри оказался прижатым к ней, а Брайан позабыл про шарф, так и оставшийся висеть на его шее. Плевать, на все плевать. Ему сейчас было дело лишь до человека, который отчаянно хотел этого поцелуя. Не только его, конечно, но Мэй боялся продолжения. Любого. Он даже не представлял, как это бывает, зачем и почему...
- За этим ты сегодня позвонил мне? - почти прорычал Брайан и с силой сжал куртку Меркьюри на спине, уже почти не дыша, но вновь впиваясь в губы жадным поцелуем.
Лишь потом его осенило: у Фредди были усы, которые, наверное, здорово могли помешать, но так и остались незамеченными. Это даже повеселило, однако упиравшийся в бедро стояк солиста не давал даже выдохнуть спокойно, не то, что подумать о чем-то смешном.
Брайан никогда не размышлял над тем, как это бывает. Лишь поначалу, когда Фред вскользь рассказал о своем пристрастии и познакомил с первыми «друзьями». Мэй рассматривал их и немного представлял себе что-то, но понимал, что намного комфортнее чувствует себя с девушками. Эта их фигура, формы, та нежность, с которой они обычно относились к партнеру. Брайан не был искушен в подобного рода отношениях, но понимал хоть что-то, а здесь… все оказалось для него слишком новым и даже необычным. В нем будто проснулось что-то. Опасное, жгучее, но такое, что хотелось продолжать.
Гитарист действительно не представлял, что должен делать и что может понравиться. С его сомневающейся натурой стоило сидеть дома, закрывшись в четырех стенах, а не ездить по гастролям, воображая себя рок-звездой. Не говоря уже об отношениях. Пришлось поступать так, как он умел.
Оторвавшись от губ Меркьюри, Мэй помедлил, делая вдох и касаясь виском его щеки. Будто решался, хоть и знал точно, что не отступит. Его руки по-прежнему сжимали плотную ткань куртки, не давая солисту упасть.
- Фред, я… - он казался нелепым самому себе, но надеялся, что это останется незамеченным.
Облизав губы, Брайан ощутил на них привкус чего-то кисловатого. Лимон? Лайм? Что там пил Меркьюри в этом гребаном клубе? Его вдруг больно, неприятно кольнуло внутри. Наверное, опять пил со всеми подряд. Кто его обнимал? С кем он провел эту ночь?
Вскинув подбородок, Брайан посмотрел в пьяные глаза Фредди и, перехватив за ворот куртки, сам поцеловал его, но быстро отстранился, чтобы прижаться губами к шее, неосознанно кусая и оставляя на ней красноватый след. Это что, ревность?.. Нет, об этом после, а сейчас куда важнее был солист, все еще прижатый к стене, и чьи ноги Мэй попытался раздвинуть коленом. Фредди оказался сильно ниже, поэтому неудобств хватало, но слегка затекшие конечности гитарист даже не заметил.
Где-то в глубине пьяного мозга мелькала неясная, расплывчатая мысль о том, что за такие финты ушами ему может сейчас нехило так прилететь, и завтра на репетицию Фредди заявится не только с похмельем, но и со здоровенным фингалом где-нибудь на скуле. Это не пугало — сейчас вообще море было по колено — и ничего такого не произошло. Фредди только ощутил спиной ровную поверхность стены и следом — ошеломительную, горячую взаимность, которой так жаждал с того момента, когда начал распускать руки в такси, соблазнившись кудряшками и занудными лекциями. Тот самый Брайан Мэй, который чаще остальных предпочитал отсидеться в номере и посвятить себя всяким старушкиным спокойным забавам вроде просмотра фильмов или согревания своих бесконечных ног под пледом, сопровождая все чинным чаепитием, оказался настолько обжигающим в своей жадности до поцелуев, что по телу прокатилась горячая дрожь, а куртка показалась неприлично лишней и жаркой. Все тряпки, их разделяющие, сейчас казались лишними — и рука Меркьюри, оставив в покое кудряшки, скользнула на прикрытую рубашкой грудь, чтобы нетерпеливо рвануть тонкую ткань в сторону. Стук рассыпавшихся по паркетному полу пластмассовых мелких пуговиц в череде вдохов и тихих стонов показался перестуком дождя по крыше — с рубашкой мистеру Мэю придется попрощаться, а горничная еще несколько дней будет находить то тут, то там маленькие пластмассовые кругляшки.
На фоне жгучих, требовательных поцелуев прикосновение к щеке показалось слишком ласковым — Фредди мягко, почти по-кошачьи потерся ею о чужой висок, прикрыл глаза и ткнулся носом в русое облако мягких спиралек, шумно вдыхая и даже не подозревая о том, какие ревнивые мысли сейчас роились в этой кучерявой голове. Он был слишком пьян, чтобы думать, слишком возбужден, чтобы себя контролировать — и слишком хотел Брайана, чтобы оторваться от него, даже если понимал, что завтра утром Мэй не будет в восторге, обнаружив себя в объятиях Меркьюри (если тот не уползет в свой пентхаус наверху раньше и не выломает дверь без ключа, до смерти перепугав Фиби).
Нагло и нетерпеливо скользнув ладонями под разошедшиеся полы рубашки, Меркьюри сдавленно охнул на грани со стоном — Мэй цапнул чувствительно и прямо в шею, над воротником. Фредди не позволял своим партерам оставлять следы на видном месте, недовольно вскидываясь тут же, даже если вечер выдавался крайне страстным, даже если увлечение было сильным и явно не на одну ночь — для того, кто живет под объективами камер папарацци даже в чужой стране, это означало спровоцировать поток вопросов, догадок и всяких идиотских статеек в раздражающих желтых газетенках — но сейчас было искренне плевать. Его Мэгги внезапно оказалась настолько горячей штучкой, что Меркьюри словно опьянел еще сильнее, поддаваясь встречному желанию — он неловко расставил ноги пошире, позволяя Брайану втиснуть между бедер свое колено, и еще более неловко выпутался из куртки, которую отпихнул на пол и тут же забыл о ней, оставаясь в плотной рубашке любимого Фредди белого цвета с тонкими красными полосками и на пуговицах-кнопках, привычно расстегнутых до середины груди.
— Мэгги… — негромко, пьяно проучал Меркьюри, ловя подернутым мутной пеленой взглядом глаза Брайана. — Пойдем, — он оставил на тонких губах отрывистый, не слишком нежный, жадный поцелуй, прошелся мокрыми касаниями губ по подбородку и спустился бы ниже, но наткнулся на шарф, так подло закрывающий шею, но так удобно намотавшийся на кулак. — Пойдем, дорогуша, нам нужно местечко поудобнее, — прошептал он в губы Мэя, мягко дернул за выбившуюся кудряшку и с видимым усилием отлепился от стены, чтобы увести Брайана… куда-нибудь. Он смутно помнил о том, что этот номер, в отличие от его, был двухэтажным, и внизу располагалась гостиная, а наверху — спальня с удобным рабочим местом. Карабкаться по лестнице сейчас был не вариант, и синеющий бархатной обивкой большой диван напротив телевизора вполне подойдет.
Вцепившись одной рукой в теплый подтянутый бок, а другой держась за намотанный на кулак шарф, Фредди попытался попятиться в сторону намеченного места и при этом не запутаться в собственных ватных ногах — Брайану предстоял последний рывок до дивана, после которого можно будет не мотать своего шатающегося теперь-уже-почти-любовника по номеру.
Дрожь в конечностях означала лишь одно: он больше не сможет сдерживаться. Обычно такое бывало, если одна из немногочисленных девушек Мэя стаскивала с себя верхнюю часть одежды, чем очень сильно дразнила. Тогда он распалялся так сильно, что был готов, кажется, к любым подвигам в постели. Скромный Брайан Мэй, на самом деле, не был таким уж тихим занудой, каким его представляли многие. В группе его нрав изучили получше, ведь в процессе записей и гастролей им приходилось сталкиваться с огромным количеством трудностей, скандалов, склок и просто мелких ссор, которые выбивали из колеи даже самых устойчивых. Даже Дикки, который и без того носил звание совести группы.
Сейчас же Брайан даже не понимал толком, как ему действовать. Он делал лишь то, что умел, что всегда приносило удовольствие партнершам. Но Фредди... сложно было представить, каков он, когда дело доходит до секса. Признаться, Мэй даже не интересовался никогда разговорами, которые могли устроить Меркьюри и Тейлор. О, они наперебой рассказывали друг другу о своих приключениях, не стесняясь в выражениях и детальных описаниях. Если Роджер был немного пьян, то слушал даже жалобы на любовников Фредди. Обычно, когда начинались подобные беседы, Брайан закатывал глаза и уходил куда-нибудь подальше. Наверное, зря. Стоило хоть немного лучше понять Фреда в этом, тогда бы он не тыкался словно слепой котенок, пытаясь наугад подобрать чувствительные точки.
- Что? - он поднял голову, лишь сейчас обращая внимание на то, что рубашка разорвана и восстановлению не подлежит. Как жаль, ведь он купил ее здесь и совсем недешево.
Но за рубашку Фредди рассчитается позже, когда они все же найдут место, более подходящее для... черт, а для чего именно? Брайан прикусил губу, борясь с собой и оглядывая комнату в поисках нужной поверхности. На мгновение ему стало страшно, но ведь теперь-уже-почти-любовник не мог запрыгнуть сверху без предупреждения или сделать что-то неприятное. Меркьюри был так распален... это читалось в его глазах, по приоткрытым губам, теперь отчего-то невероятно манящим. И даже каждое движение выдавало в нем состояние крайне сильного возбуждения. Что ж, Брайану это льстило. Совсем немного, да и мысль была мимолетной, но разве не приятно оказаться в компании с тем, кому не нужны твои деньги, твоя слава и твое имя?
- Я пожалею об этом. Сильно пожалею, - покачав головой, он взглянул на Фредди, - очень сильно.
Говорить что-то еще было бессмысленно. Вряд ли кто-то из них стал бы выяснять сейчас причины и следствия. Все просто случалось. Прямо сейчас, в Мюнхене - городе, котором сам Брайан недолюбливал. За отдаляющегося от них Фреда, за то, что город просто манил совершать странные и порой очень непотребные поступки. Он будто склонял к тому, чтобы не работать, а заниматься своей не в меру активной сексуальной жизнью. Они ссорились не только из-за этого, но если даже сам Мэй пару раз поддался на уговоры прекрасных дам, к слову, совершенно незнакомых, то что было говорить о других?..
- У меня есть кровать, - растерянно проговорил гитарист, но представил себе их путь от входной двери до спальни на втором этаже и очень пожалел о предложении, - нет. Остаемся здесь.
Шумно вдохнув, он уронил на диван Меркьюри, и без того почти не держащегося на ногах, но шарф, даже самый длинный, имел свойство заканчиваться. Поэтому пришлось лечь рядом и рывком притянуть к себе любовника. Ох. Любовника? А для этого было какое-то менее кричащее слово? Брайан чуть не поморщился. Как будто уже завтра он должен будет дать интервью и пятьдесят раз сказать в нем слово "любовник". Ужасно.
- Подожди, Фредди. Стой, - отстранившись и приложив палец к чужим губам, Мэй готов был разорвать самого себя за нерешительность, но обязан был сказать это, - я еще не был ни с кем своего пола. Никогда. Ну и... не знаю. Тебе придется побыть проводником.
Последнее он добавил уже тише и привычным движением руки скользнул вниз, накрывая ширинку Меркьюри ладонью. От ощущения горячей плоти сквозь ткань Брайан вздрогнул. Непривычно, ведь обычно девушки издавали томный стон, сами раздвигали ножки и предоставляли неограниченный доступ к себе. Фредди был другим. Даже непонятно было, как он отреагирует. То ли пошлет, не желая связываться, то ли мягко предупредит о чем-то очень важном.
В ожидании ответа он вспомнил и о своем возбуждении тоже. Терять его впустую ой как не хотелось. Стало еще жарче, чем обычно бывает в отелях, поэтому вскоре на Брайане остались только брюки. Даже шарф, который использовался сегодня явно не по назначению, полетел вслед за измученной рубашкой.
- Фред, сделай что-нибудь уже, - судорожно прошептал Мэй, заглядывая в пьяные глаза солиста и чуть сильнее сжимая его пах.
Под спиной оказалась мягкая поверхность дивана — Фредди запнулся о край, неловко завалился на него, несмотря на поддерживающие руки, и за шарф утянул за собой Брайана. И тут же жадно потянулся навстречу за новыми касаниями, едва успевая тронуть горячие от предыдущих поцелуев губы, когда Мэй куда-то делся, а вместо губ Меркьюри ощутил палец, который, впрочем, тоже поцеловал, слыша сквозь пелену желания и опьянения какие-то неуверенные мэевские бормотания. Смысл дошел — Брайан никогда не трахался с мужиками и нервничал по этому поводу, очевидно, теряясь в разнице между любовью с мужчиной и женщиной, но не имея достаточно сил, чтобы отказаться здесь и сейчас (да и кто бы ему позволил). В голове мимолетно мелькнула сильно запоздалая мысль, что надо было заставить его тоже выпить в баре, чтобы не психовал по поводу своей неопытности, или хотя бы открыть бутылку местного шампанского из мини-бара здесь. Впрочем, Фредди не мог (и ему уже было более чем достаточно), а Мэй явно не собирался позволять алкоголю туманить мозги. А вот после осознания всего произошедшего…
— Расслабься, — пробормотал Меркьюри. — Расслабься и доверься мне, дорогой, тебе понравится, — пообещал он, уловив в глазах напротив влажный яркий блеск — неопытность не должна быть преградой, и Фредди в свое время, жутко неуверенный по поводу правильности любви между двумя мужчинами, тоже сполна ощутил неловкость, растерянность и даже некоторый страх в компании мистера Миннса — но не пожалел об этом ни разу. Потом все покатилось по наклонной — и докатилось до дивана в номере того, кого Фредди привык считать другом. Занудным, где-то правильным до раздражающей головной боли, невероятно талантливым другом, которого сейчас он хотел до дрожи в коленях.
Пьяную философию в мутной голове нарушила чужая ладонь, скользнувшая к паху — Фредди тут же толкнулся навстречу с негромким стоном, и если бы на месте Мэя сейчас был какой-нибудь мальчонка из клуба, он просто расстегнул бы ширинку и позволил чужим умелым рукам сделать все самостоятельно, чтобы потом тут же отрубиться. Сейчас рядом был Брайан, такой знакомый, такой непривычно горячий, несдержанный и жаждущий до разноцветных кругов перед глазами — и Фредди хотелось дать ему все, на что сейчас было способно ватное, непослушное, но распаленное донельзя тело.
Стояк в штанах дернулся, реагируя на стиснувшие его пальцы, запульсировал до боли, и Фредди, перекатившись на бок, перебросил ногу через бедра Брайана, чтобы нависнуть сверху и припечатать губы Мэя требовательным, шумным поцелуем. Ладонь прошлась по боку, скользнула на грудь, задела сосок и мягко его сжала, пока Фредди, заставив себя оторваться от отзывчивого рта, неразборчиво прошептал:
— Просто делай, что хочется.
Наверное, в ином состоянии Меркьюри был бы куда полезнее в той части, что касается объяснений, однако здесь и сейчас он мог исключительно показывать, не заходя слишком далеко в собственных желаниях, к самым смелым из которых Брайан точно не был готов.
Поцелуи сместились ниже, на шею, которую Фредди мстительно укусил прямо под ухом, оставляя розовеющий след, и на ключицы, одну из которых он, не удержавшись, зацепил зубами уже куда более нежно. Язык шустро скользнул в яремную ямку, оставил мокрую дорожку до самого подбородка, и Фредди выпрямился, чтобы рвануть рубашку теперь и на себе — кнопки разошлись легко, и Мерькюри с раздражением избавился от мешающей шмотки, которая закрывала то, что Мэй мог наблюдать каждый концерт: вызывающие костюмы, обнажающие грудь и живот, а иногда и с просто отсутствующим верхом, не оставляли места фантазиям, выставляя напоказ черную поросль, тянущуюся от самой груди до паха.
Поймав ладони Брайана, Фредди устроил одну из них на солнечном сплетении, однозначно показывая, что трогать его можно и нужно, а во вторую ткнулся носом, шумно поцеловал в середину и опустил взгляд на лежащего под ним Мэя. Красиво до замирания сердца: разметавшиеся по темной поверхности дивана кудри, приоткрытые губы, сбившееся дыхание, шальной блестящий взгляд… Даже в минуты экстаза на сцене в компании своей любимой красной леди Брайан не выглядел настолько привлекательно-развратно, как сейчас.
— Если сейчас ты не расстегнешь мне штаны, они порвутся к херам, — сообщил Фредди, бесстыдно обхватывая губами длинный палец и не спеша вновь склоняться над Брайаном, чтобы позволить ему разглядеть себя во всей красне. Ему хватило бы и просто расстегнутой ширинки: для того, что он задумал, понимая, что на большее его не хватит, стягивать джинсы полностью было совсем необязательно.
Теперь медлить было нельзя. Брайан был возбужден настолько, что, кажется, мог забиться в оргазме от какого-нибудь лишнего движения Фреда. Это ошеломляло, но затуманившее разум вожделение не давало ему задуматься ни о последствиях, ни о том, что он еще никогда не пробовал ничего подобного. Наверное, стоило все же найти алкоголь и выпить хотя бы глоток... но теперь оказалось, что и без него Брайан мог опьянеть. Так его еще не заводил никто. Даже те немногочисленные девушки, с которыми гитарист встречался, которых изучал в постели не один вечер, не могли доставить столько удовольствия. Да, уже сейчас, хотя ничего еще толком не произошло! Теперь он не боялся продолжения - оно было жизненно необходимо. Только просить об этом было слишком уж стыдно и неправильно. Он лежал сейчас под Фредди и хаотично оглаживал его бедра, прежде чем его руки бесцеремонно положили на ту грудь, которую он видел сотни тысяч раз. Рядом, на концертах, когда Меркьюри бесстыдно терся об него и вытворял такое, что еще не видывал ни один шест в стриптиз-клубах. Вот, значит, почему. Его осенило так резко, что на мгновение Мэй замер, распахнув глаза и смотря на теперь-уже-любовника совершенно иначе. Неужели все это было... не просто так? Или он просто накручивал себя?
- Да. Прости, я же... - Брайан не договорил, тряхнув кудрями, чтобы отогнать ненужные мысли к чертовой матери и заняться тем, чего сейчас от него требовали.
Все равно страшно. Дрожащими пальцами он расстегнул ширинку Фредди и немного приспустил его брюки, выставляя напоказ нижнее белье. Так близко они не были еще никогда. Вместе спали в автобусах на заре карьеры, сплетались во время концертов, но сегодня все чувствовалось совершенно иначе. Мэй облизал собственные губы, вспоминая ощущение горячего языка на пальцах, и вздрогнул от мурашек, покрывших плечи. Ему захотелось совсем другого. Как это делается? "Фредди, опустись ниже"? "Фредди, я хочу твои губы на моем члене"? Он шумно выдохнул и вместо этих странно звучащих просьб медленно оттянул резинку белья Меркьюри, обхватывая возбужденную плоть пальцами. Кажется, себя он готов был изучать вечно. Теперь к этому прибавилось желание узнать лучше и Фредди, который теперь казался совсем другим. Не той истеричной королевой, которая в последнее время все чаще закатывала скандалы в студии, а другим: чувственным, хоть и безбожно пьяным, а еще готовым на все. Это распаляло намного лучше любого алкоголя в крови.
Приподнявшись, Брайан выпрямился и притянул к себе солиста за новым поцелуем, лаская его теплой ладонью. Это оказалось так привычно, ведь он, как и все остальные, делал это... с самим собой. И знал, что может доставить удовольствие. Возможно, вкусы Фреда были иными, но почему бы не попробовать действовать так, как уже было знакомо?
- Ты такой... горячий, - то ли комплимент, то ли констатация факта.
Фредди горел в его руках. Жар его тела передавался и Брайану, который и сам начинал чувствовать, что ширинка вот-вот лопнет. Член требовал к себе внимания, и он, толкнувшись бедрами, чуть не простонал. Он совершенно бесстыдно потирался сейчас о задницу солиста и прижимался к нему ближе, впиваясь в губы жадным поцелуем. Скользнув в чужой рот языком, Мэй невольно хрипло простонал и как-то нерешительно, но смелея все больше с каждой секундой, провел ладонью по волосам Меркьюри. Коротким и жестким сейчас, думая попутно о том, что удобнее было бы запускать пальцы в ту копну, которую он носил, кажется, совсем недавно.
- Фред, - неожиданно оторвавшись от губ, Брайан сорвался, понимая, что в глазах темнеет от возбуждения, накатывающего с новой силой, - помоги мне.
Смочив пальцы слюной, он вновь коснулся члена Фредди, замечая про себя, что во второй раз это далось чуть легче, а смущение почти полностью вытеснилось другими, более приятными эмоциями. Неужели даже не задумается и не пожалеет на утро? О, тогда бы это был не Брайан Мэй - любитель анализировать свои поступки и долго думать над тем, что где-то стоило поступить иначе. Но это потом. А сейчас для него существовал только один человек, который сидел на его бедрах и притягивал к себе словно магнит. Мэй даже понял вдруг толпу, которая обычно заводилась на концертах от одних только взмахов рук Фредди. Слишком красиво.
Брайан не заставил себя ждать, даже несмотря на очевидное замешательство. Тело требовало одного, занудно бормочущий на периферии сознания голос убеждал, что все это очень неправильно, грязно и вообще не в его вкусе, а Фредди, нетерпеливый и горячий, сидел сверху и всем своим видом подстегивал к более решительным действиям, напрочь перечеркивая все сомнения.
Ширинка расстегнулась с характерным звуком, раздавшимся слишком громко в той густой тишине, повисшей в номере и нарушаемой лишь тихими стонами и шумными вздохами, и Меркьюри тут же отзывчиво подкинул бедра, толкнулся навстречу обхватившим его пальцам и крупно вздрогнул от удовольствия. Мистер Мэй явно знал толк в любви с самим с собой: его рука ласкала так правильно, так чувственно и аккуратно, что Фредди, сейчас особенно восприимчивый к прикосновениям под алкогольной мутной пеленой, сдавленно охнул в тонкие губы. Теперь они целовали без промедления, целовали долго и глубоко, а пах потирался о задницу очень красноречиво — не будь Меркьюри настолько пьян, он бы провел Брайану подробнейшую лекцию с демонстрацией на предмет того, что, куда и как надо вставлять, чтобы всем было хорошо. В голове мелькнула пьяная мысль о том, что это отличный повод повторить — и уже более обстоятельно.
— Правда этого хочешь? — вкрадчиво шепнул в зацелованные губы Фредди. Вопрос был риторическим — Брайан хотел, и еще как: Меркьюри мог отлично прочувствовать размеры этого желания, и ему тоже не терпелось что-нибудь с этим сделать — точка невозврата была пройдена в тот самый момент, когда подрагивающие пальцы Мэя сомкнулись на твердом члене.
Он вновь наклонился, трогая горячие губы жадным, отрывистым поцелуем, и сполз касаниями ниже, оставляя влажные следы на шее — длинной, изящно перетекающей в выразительные косточки ключиц, на которых Фредди нагло оставил легкие краснеющие укусы — и еще ниже, по солнечному сплетению, к которому на мгновение прижался щекой и потерся, слыша быстрые, почти панические перестукивания сердца за чуть выступающими ребрами. Брайан очень выделялся этой высокой нескладностью, худобой, безволосостью и аристократической бледностью, особенно ярко контрастируя с вызывающим во всех отношениях Меркьюри на сцене, и сейчас, лаская губами и языком впалый живот, Фредди наслаждался этой непохожестью Мэя на остальных. Он выбирал любовников одного типажа — усатых, невысоких, достаточно плотных, с короткими стрижками… Брайан был настолько «не такой», что это приводило Фредди в искренний восторг. Он нетерпеливо расстегнул ремень и ширинку, освобождая налитую плоть из жесткой ткани, и приложился губами к горячей головке с негромким стоном, пока не целуя, а просто скользя по нежной коже, пробуя садистски неторопливо и чувствуя, как от одного вида такого беззащитного, доверчивого Брайана кровь начинает пульсировать еще сильнее, гоняя по телу накатывающие волны удовольствия и предвкушения.
— Ты красивый, — шепнул Фредди, обдавая головку горячим дыханием, и поднял мутный взгляд, цепляя им глаза Мэя, одновременно проскальзывая кончиком языка по пульсирующей венке и потом мокро целуя рядом.
Он не часто оказывался на месте стоящего на коленях — было совершенно естественно, что приятно хотели сделать мистеру Меркьюри — однако если у него возникало жгучее желание доставить удовольствие, он отдавался делу всецело. Вот и сейчас, не мучая больше любовника ожиданием, Фредди обхватил губами головку, натягиваясь ртом на член и пропустил его дальше, туго и плотно скользя вниз и снова вверх под аккомпанемент собственного стона. Солоноватый привкус, разбавленный естественным запахом тела, заводил — Фредди выпустил член изо рта, рассматривая мокрую головку, и снова обхватил ее губами, вылизывая языком, скользя под ней и оглаживая сверху, там, где кожа была особенно нежной и чувствительной. Ладони цепко держали бедра, прижимая их к дивану, и Меркьюри жадно ловил даже малейшую реакцию на свои действия — Брайан был на удивление отзывчивым, жаждущим прикосновений и красивым до невозможности с этим выражением удовольствия на лице. Нечто похожее Фредди улавливал порой на сцене, когда Мэй откровенно кайфовал от взаимодействия с гитарой, но сейчас, когда Меркьюри то впускал в рот багровую головку, то похабно вылизывал напряженный ствол, то аккуратно цеплял зубами поджавшиеся яйца, реакция Брайана была бесценна.
Брайан даже не стал отвечать. Все было видно и без слов: его щеки стали, кажется, алыми, хотя обычно Мэй выходил таким лишь с концерта, где под софитами было нестерпимо жарко. Сейчас он хватался за покрывало на диване в надежде найти хоть какую-то опору, но вместо этого чуть не порвал плотную ткань от собственного напряжения.
Несмотря на отключающиеся мозги, гитарист все еще думал о том, что происходящее слишком странно. Над ним навис сейчас Фредди, его Фредди - друг, лучший, единственный, способный вдохновлять и очень сильно выбешивать. Талантливый, чьим голосом Брайан часто восхищался. Он смотрел на солиста как на пример желания жизни и очень противоречивого человека, хотя и сам был таким. Но столько яркости и страсти, направленной на любимое занятие, было лишь у Меркьюри. Он бы даже говорил комплименты, если бы Фред слушал хоть немного, а не закидывался алкоголем в последнее время и не проводил с любовниками больше времени, чем в студии. Но даже их разногласия не могли унять теплых чувств, которые испытывал Мэй. До сегодняшнего вечера, даже ночи, когда в его номере раздался громкий звонок телефона. Все произошло слишком уж стремительно. Он не успел сделать выводы, не успел сконцентрироваться и понять, нужно ли ему все, что произойдет дальше. Возбуждение, конечно, кричало об обратном. Тело горело, позволяя думать о том, что температура поднялась не меньше, чем до сорока градусов. Сердце билось как сумасшедшее, и Фредди наверняка это услышал, когда опустился поцелуями ниже. Но стыдно Брайану не было. Ему сейчас хотелось лишь одного, и, кажется, любовник понял эти желания.
Все прикосновения казались в сто раз более чувственными, Мэй вздрагивал от легких поцелуев и прикосновений языка к собственной коже, наконец замирая в ожидании главного. На самом деле, главное уже случилось - они были здесь вдвоем, но, что задумывал Меркьюри...
- Фредди, - почти проскулил Брайан, срываясь на стон и на мгновение зажмуриваясь.
Он одновременно хотел большего и вспыхивал от одной мысли о продолжении. Один лишь взгляд сводил его с ума. Такими темными глаза солиста он не видел никогда. Так вот, значит, каким он был в постели... Искушенный, знающий, как довести и заставить просить, невыносимо притягательный. Только сейчас Мэй понял, почему у Фредди не было отбоя от любовников. Да, пожалуй, слава и деньги тоже играли роль, но отказаться от возможности провести ночь с ним... это было бы наивысшей глупостью.
- Пожалуйста, сделай это, - уже готовый умолять о большем, гитарист провел дрожащими пальцами по волосам Меркьюри и больно прикусил губу.
Он даже не понял, в какой момент границы стерлись, но хорошо понимал, что сейчас просто не сможет иначе. Что он мог, когда в борьбу со здравым разумом вступило животное желание? Чистое, неразбавленное. Ему нужно было больше. Осторожно сжав короткие пряди волос Фредди, Брайан толкнулся бедрами ему в рот и зашипел. Откинув голову назад, он облизнулся и, кажется, потерялся в ощущениях. Чертов горячий язык не давал мыслям даже собраться вместе.
Он бы мог сказать что-то вроде: "почему мы не сделали этого раньше" или "продолжай, я так тебя хочу", но все это было слишком уж очевидно. Вряд ли Брайан жалел о том, что все случилось только сегодня, но такого умелого любовника у него еще не было. Никакого не было, конечно, но ни одна девушка не была способна подарить столько удовольствия. При том, что всем им Брайан нравился. Он, конечно, мало разбирался в людях и иногда делал ошибки, однако тех, кого приводил в постель, выбирал довольно тщательно. А вот сегодня выбрали его. И даже не дали времени подумать, что-то решить или, может быть, отказаться...
От ласк Меркьюри перед глазами прыгали разноцветные точки, он то опускал тяжелые веки, то старался уловить каждое движение. Вид такого Фредди завораживал. Открытый и готовый, наверное, на любое продолжение, чего бы не попросил Брайан. Ему вдруг очень захотелось сделать приятно. Нет. Неправильное слово. Не просто приятно, а очень хорошо. И услышать его стоны, заложником которых теперь становился Мэй.
Наконец убрав руку, на которую опирался, гитарист лег на диван и выгнулся, продолжая хаотично поглаживать любовника по волосам и добираясь до его щеки, касаясь едва заметной щетины кончиками пальцев. Еще одно необычное ощущение, но теперь Брайан был не в состоянии хоть как-то характеризовать свое отношение к происходящему. Плевать на все это, пусть только не останавливается...
Фредди много раз видел, как эти длинные пальцы шустро перебирали струны гитары (выдавая такие высокие звуки, что от них мурашки бежали по спине) — своей несменной красной леди, простой акустической или миниатюрной укулеле — и предполагал, что девчонки в первых рядах на концертах текли от одного этого зрелища. Теперь эти красивые пальцы дрожали, перебирали его волосы, сжимали их, зарывались в них — Фредди даже на секунду пожалел, что избавился от пушистой, плотной копны до плеч, с которой приходилось мучиться каждое утро ради эффектного зрелища на сцене.
Он ласкал член языком, широкими мазками оставляя мокрые дорожки, целовал, аккуратно прихватывал нежную кожу зубами, шумно вылизывал и вбирал глубоко в рот, и все это время не отрывал жадного взгляда от Мэя. Сдержанный на интервью, самый приличный на сцене, немного даже холодный англичанин в жизни, он словно был напитан прохладой лондонских туманов. И сейчас он был необычайно нетерпеливым, чертовски отзывчивым, чувственным и невероятно горячим, как будто Фредди касаниями передал ему кусочек индийского солнца. Пробил ледяную корку и вытащил наружу то, что едва ли открылось бы однажды его взору с дружеской стороны. И теперь Меркьюри бессовестно наслаждался своим открытием, с удовольствием даря Брайану прикосновения нежные, медленные, бесконечно развратные и желанные. Фредди оторвался от члена, когда почувствовал, что пульсация стала сильнее, потерся шершавой щетиной о мокрую головку, в завершение слизнул выступившую прозрачную капельку и приподнялся — с трудом, потому что алкоголь и желание мутили голову вместе, посылая в конечности сковывающую слабость — чтобы оставить несколько жарких поцелуев внизу живота и двинуться вверх, облизывая, покусывая и стараясь не сойти с ума окончательно. Это было сложно: член каменно стоял, пульсировал болезненно, прижимаясь к животу, тек и отчаянно требовал внимания. Наверное, Фредди мог бы кончить даже без касаний к себе, на одном только удовольствии от ощущения упругой горячей плоти на языке, но хотелось большего — хотелось взять все возможное от этой ночи, когда алкоголь развязал руки одному и не дал возразить другому. Хотелось видеть потемневшие глаза, собирать губами чувственные стоны и чувствовать близость как при полноценном сексе, на который Меркьюри сейчас не хватало, но которого он отчаянно желал.
Поцелуи вернулись на ключицы, язык мазнул по дернувшемуся кадыку, а Фредди снова оседлал худые бедра и с протяжным стоном потерся членом о плоть Брайана, вздрагивая от удовольствия. Губы, покрасневшие и немного припухшие от старательных поцелуев внизу, требовательно накрыли рот Мэя: Фредди целовал глубоко, понятия не имея, насколько брезглив его теперь-уже-любовник и передавая ему его собственный вкус.
— Такой же вкусный, как и снизу,— шепнул Меркьюри, обхватывая ладонью оба члена и даже не думая отстраняться от Брайана: его нос почти касался чужого носа, и глаза с такого расстояния казались совсем бездонными. Светлые в обычное время, ореховые с искорками цвета молодой весенней зелени, сейчас, в полутьме номера, они казались совсем темными — Фредди утонул в них немедленно, как, бывало, тонул во время концертов, когда их взгляды пересекались. Тогда не было времени просто насладиться моментом — а сейчас сколько угодно. Меркьюри мягко сжал оба члена у основания, тугим хватом скользнул выше и сам же невольно двинул бедрами, тесно, почти до боли приятно потираясь о Брайана. Палец обвел обе головки, разнося скользкую смазку по тонкой чувствительной коже, пока губы оставляли короткие горячие поцелуи на шее — Фредди трогал без малейшего стеснения, наслаждался каждым прикосновением и отчаянно хотел эти красивые ладони на себе еще больше. Он оставил чувствительный укус на плече, заставил себя оторваться от жадных поцелуев и выпрямиться.
Брайан был распален точно так же, как и он — и даже, кажется, стеснение потонуло в накрывшем желании.
— Помоги мне, дорогуша, — низко проурчал Фредди, поймал ладонь Брайана и устроил ее на членах — совсем недавно Мэй ласкал его так хорошо, что Меркьюри теперь дрожал от предвкушения, чувствуя, как бедра покрываются мурашками. Освободившаяся ладонь скользнула вниз, к поджавшимся яйцам, чтобы помассировать их, нежно поглаживая, чуть оттянуть и оставить в покое: руки поползли вверх, теплыми касаниями трогая самый низ живота, переместились на ребра, кончиками пальцев прослеживая нижние, а потом задели соски. Брайана нельзя было назвать накачанным или крепким — он, словно демонстративно и вызывающе ломая обычный выбор Фредди, сейчас белел на темном диване бледной кожей худощавого тела, и Меркьюри почему-то сводило это с ума.
Он дрожал и извивался в умелых руках, чувствуя себя неопытной школьницей в объятиях знающего что делать любовника. Но отчасти это было правдой. Брайан даже не представлял, как все это происходит, не считал нужным интересоваться и тут вдруг... такое. Сейчас на его члене были губы самого, мать его, Меркьюри, и поверить в это не представлялось бы возможным, если бы не открывавшийся вид на возбужденного любовника. От каждого движения горячего языка Мэй продолжал вздрагивать, а от взгляда темных глаз, кажется, и вовсе сносило крышу. Вместе с кудрями.
Медленно, но верно приближаясь к оргазму, он хотел было сообщить об этом Фредди, но посчитал лишним нарушать тишину, прерываемую лишь вздохами и чуть слышными стонами. В этом было что-то... магическое, наверное, хоть Брайан и не верил ни в какое волшебство. Но как еще можно было назвать происходящее между ними? Химия? Физика, черт возьми? Ни одно понятие не подошло бы, скорее, это было похоже на животное желание удовлетворить свои внезапно открывшиеся потребности.
- Фред? - разочарованный вздох, и Мэй резко открыл глаза, с трудом фокусируясь на солисте, который внезапно решил прекратить ласки, которых сейчас очень требовал член, да и весь Брайан целиком.
Казалось, что он взорвется, если не получит своей дозы, отчего гитарист хрипло простонал и приподнял бедра, но был утянут в такой поцелуй, противостоять которому он просто не посмел. Фредди делал то, что еще никому не удавалось: он держал Брайана на грани, но не упускал момент. То ли специально, то ли хотел закончить вместе... гитарист даже не задумался над тем, что будет дальше. Ему было уже совершенно все равно, как получить желанный оргазм и желательно сделать то же самое для Меркьюри. Поэтому он как-то глупо кивнул головой на такую страстную просьбу о помощи, проговорил что-то вроде: "Фредди, я не уверен, что смогу...", но после обхватил оба члена длинными пальцами и зашипел от ранее неизведанного ощущения. Эта ночь была для него настоящей ночью открытий. И Брайану это определенно нравилось.
- Ты хочешь вместе? - прошептал в ответ Мэй и скользнул по всей длине, лаская и размазывая капельки смазки.
Слишком горячо. А еще в такие минуты у него вечно развязывался язык, Брайан напрочь забывал правила приличия и из английского джентльмена превращался в несущего всякие непотребства. Правда, он думал, что это срабатывает лишь с девушками, но...
- Фредди, я скоро... - на мгновение Мэй откинул голову назад, прикусил губу и вернулся, чтобы вновь заглянуть в глаза с расширившимися зрачками. О, это был самый верный показатель.
Вряд ли Меркьюри мог бы врать. Зачем? Он захотел этого первым, он зажал Брайана в лифте и придавил здесь собой, чтобы тот уж точно не сбежал. Но этого и не потребовалось. Наслаждающийся, почти расплавленный гитарист сейчас поджимал живот и задерживал дыхание, чтобы продлить сладостную пытку. Терпеть слишком уж долго у него бы не получилось, но еще пару мгновений можно было себе позволить. Кто знал, что находилось за этой чертой? Когда оба успокоятся, придут в себя, они что, просто заснут?
О нет, не сейчас. Очнись, Брайан, очнись, - движения руки стали более быстрыми, он ласкал себя и Фредди, толкаясь бедрами и вновь притягивая его к себе за шею, чтобы поцеловать. Быстро, смазанно, кажется, лишь для того, чтобы сорвать с губ еще один стон. Теперь он не обращал внимания ни на щетину, ни на волосы на груди - все то, что даже отпугнуло бы раньше. Почему Мэй упускал шанс узнать Меркьюри с другой стороны? Ведь он наверняка намекал... Глупый, глупый Брайан Мэй, помешанный на звездах и не видящий ничего, кроме созвездий и комет с длинными хвостами.
- Ох, черт, да! - невольно схватившись за плечо Фредди, Брайан упал на простыни с громким вскриком. Это был не просто оргазм. Намного сильнее и ярче, чем все они до этого дня, вместе взятые. Изогнувшись в руках любовника, Мэй даже не сразу понял, что еще не остановился, подводя Меркьюри к этой сладкой черте. Говорить так и не захотелось. У них будет очень времени здесь поутру, в студии, на репетициях. Неважно где, главное, что оба перейдут ее хоть и обессиленные, но очень довольные, несмотря на все последующие мысли.
Несмотря на подрагивающую в голосе неуверенность, Брайан смог, и еще как. Эти пальцы обхватывали гриф гитары и перебирали струны, они играли буквально на сердцах людей и сводили с ума своими соло особенно впечатлительных фанаток (сложно было не заметить эти влюбленные глаза в первых рядах). Сейчас Мэй играл голосом Фредди, своими движениями заставляя его стонать ниже, чувственнее, с наслаждением, которое можно было поймать за хвост в каждом звуке. Фредди никогда не стеснялся в постели — это была его личная маленькая сцена, где он выставлял себя напоказ единственному зрителю и забирал все, что этот зритель мог дать ему в ответ. Брайан отдавал… много. Сдержанный, слишком приличный мистер Мэй сейчас был таким жадным, горячим и напрочь забывшим про все свои занудства, что Меркьюри, пожалуй, кончил бы просто от этого зрелища выгибающегося дрожащего тела.
Бедра невольно толкались вверх, навстречу умелой руке, а по спине бежали мурашки: с одной стороны Фредди мог ощущать эти невозможные пальцы, а с другой — нежную плоть члена, горячую, твердую и пульсирующую.
— Кончи для меня, Мэгги, — в ответ на все вопросы хрипло выдохнул Меркьюри в ухо, затерянное где-то среди русых спиралек. Он все еще звучал нетрезво, все еще был пьян, и пьянел еще сильнее от удовольствия, которое мягкими волнами накатывало на тело, заставляя толкаться быстрее и стонать громче. Стонать он не стеснялся тоже — и наверняка все соседние номера слышали, как сейчас кому-то в этом чертовом Хилтоне хорошо. Может быть, некоторые, особенно хорошо знающие голос фронтмена Queen, даже догадывались, кому именно. А Фредди отчаянно пытался взять от этого сумасшедше прекрасного момента все возможное.
Он впился в губы Брайана, когда тот требовательно притянул его к себе, даже не допуская мысли, что Мэю может быть странно целоваться с усатым мужиком; опираясь левой рукой о мягкие подушки дивана, правой он шарил по обнаженным участкам кожи, про себя испытывая неподдельный, чистый, почти детский восторг: прежде сложно было даже представить, чтобы он трогал Брайана Мэя вот так. Он не сильно ограничивал себя во время концертов, он не особенно стеснялся, изредка касаясь Брайана в студии, но никогда этого не было чересчур, хотя порой Фредди проходился по самой грани. Сегодня он наконец-то переступил черту, за которой удовольствие резко подскочило куда-то за облака, и нашел там жаркую взаимность.
Брайан податливо плавился под прикосновениями, как кубики льда в стакане с лимонадом под лучами жаркого индийского солнца, и Фредди не смог бы продержаться долго на одном голом желании продлить им обоим это наслаждение близости. То, как Мэй метался, что-то судорожно бормотал, смотрел своими глазами, блестящими и глубокими, с каждой секундой подталкивало Фредди к логичному финалу. Что стало последней каплей, он упустил. Может быть, чужая дрожь, или призывно приоткрытые тонкие губы, покрасневшие от яростных поцелуев. Или это были откровенные стоны, ласкающие слух? Несмотря на то, что уже в Backstage Фредди не особенно мог сфокусировать взгляд на чем-то одном, он жадно смотрел сейчас, как Мэя выгибает на диване, и не упустил возможности обнять его за талию, выгибая еще и прижимая к себе сильнее, желая вплавиться в это тело, отнять кусочек наслаждения и щедро поделиться своим. Удовольствие накрыло его с головой через несколько секунд после того, как Брайан выплеснулся в руку и на собственный живот.
— Блядь, — протяжно простонал Фредди, рухнув на любовника целиком и вляпываясь животом в вязкую, теплую сперму. Его это не беспокоило нисколько (подождет до утра), зато тело потряхивало, бедра покрылись мурашками, а по спине бежал холодок — она вся была покрыта тонкой паутинкой испарины. Меркьюри не собирался никуда идти — и уж тем более не собирался сейчас возвращаться в свой номер, ключ от которого наверняка лежал в одной из деревянных тарелочек на тумбочке у двери в квартире ублюдка Винни. Нет, никакого Винни сейчас. Пьяное сознание отвергало все мысли о том, чтобы позвонить, вытребовать ключ или повесить все это на Фиби. Завтра, все завтра. Сейчас есть только полутемный номер, пушистые кудряшки, щекочущие нос, и распластанный под ним на диване Брайан, удовлетворенный, тяжело дышащий, горячий и загнанный.
Отредактировано Freddie Mercury (2021-03-04 19:36:54)
Брайан задержал дыхание и вообще, кажется, перестал существовать только для того, чтобы увидеть Фредди вот таким... другим. Это было так похоже на его сценические манеры, но одновременно с этим так по-разному. Здесь будто бы искренне. Он открывался сейчас с другой стороны, чем заставлял Брайана трепетать и следить за всем с таким восторженным видом, будто это первый и последний раз. Только теперь Мэй не был уверен, что последний... Конечно же, ему захотелось еще. Больше Фредди рядом, ведь эти неизведанные эмоции опьянили и открыли другой мир. Ему не нужно было закидываться спиртным или какими-то веществами, чтобы распробовать что-то новое. Оказалось, что даже будучи трезвым, он может вытворить вот такое, как сегодня.
Брайан удивился бы сам себе, если бы не был занят только что кончившим любовником. И снова это слово. Непривычное, не ложащееся на язык и чужое. Даже своих девушек он никогда не называл любовницами. Это было словно что-то запретное, чего и касаться не нужно. А теперь по своей воле гитарист оказался заложником ситуации. Ладно, ему было приятно, зачем врать? Плевать было на щетину, на то, что дыхание рядом было слишком уж тяжелым и точно непохожим на женское. Привкус алкоголя на губах, смешавшийся со своим собственным... слишком много всего для одного вечера, и, возможно, это все же придется осмыслить после. Но пока его хватило лишь на то, чтобы вновь нащупать плечи Меркьюри и скользнуть ладонями дальше по спине, не без удовольствия отмечая, что тот весь мокрый. И во всем этом виноват он, Брайан Мэй, вечно приличный и закатывающий глаза на разговоры про секс, особенно от самого Фредди, которому вечно вторил Роджер. Кому рассказать - не поверят, поэтому лучше они оба будут молчать. Да, определенно стоило поговорить об этом, но уж точно не сейчас. Он безумно хотел спать, хоть и все еще не восстановил дыхание, а сердце колотилось где-то, кажется, посередине вместо своего обычного места.
Мэю снилось что-то очень странное. Образы расплывались, но среди них он успел различать и хохочущего Фредди, и Роджера, и даже Джона. Они втроем смеялись над своим гитаристом, говоря, что тот врал им все время. Брайан поворачивал голову и видел неоновые огни из Backstage, морщился и качал головой, понимая, что совершил огромную ошибку. А еще от чего-то у него сводило зубы.
Неприятное ощущение заставило проснуться, вздрогнув от яркого света солнца, вовсю светившего в окна. Мэй не задергивал здесь шторы, предпочитая спускаться к завтраку и встречать полноценное утро. Если, конечно, не спал до обеда, что бывало частенько в отсутствие репетиций и записей. Медленно повернувшись, он увидел перед собой Фредди, еще не проснувшегося, но с таким блаженным видом, что ему можно было позавдовать. Гитарист позволил себе усмешку, зная, что тот тоже будет мучиться от головной боли. Ох, черт, это и вправду была она! Вот что сводило его с ума во сне. Какое паршивое чувство.
Выбраться из-под Меркьюри оказалось очень трудной задачей. Ему не хотелось будить... любовника, поэтому по одному движению в минуту - и вот он уже сидел на краю дивана, пытаясь осознать происходящее. Нет, уж это точно не сон. Следов их бурной ночи оказалось так много, что даже скрыть было бы невозможно. Раскиданная одежда, сон на ближайшей горизонтальной поверхности - все как в фильмах. От этого Брайан криво улыбнулся и, кое-как собравшись, все же поднялся с места, чтобы дойти до ванной комнаты.
Холодный, а после приятно теплый душ, две таблетки от головы, почти половина бутылки с прохладной водой и мягкий отельный халат, который едва заметно пах каким-то стиральным порошком - все это заставило Мэя хоть немного очнуться и снова ощутить себя человеком. Даже кудри, кажется, встали на свои места, после чего он тихо, почти неслышно собрал одежду, валявшуюся по гостиной, аккуратно сложил в две стопки и хотел было приняться за поиск завтрака, но звонить - это значит разбудить Фредди, который все еще очень мирно сопел на диване. Поэтому Брайан не нашел ничего лучше, как сесть с ним рядом и подложить пару небольших подушек рядом, чтобы тот невзначай не вписался в жесткие подлокотники.
Гитариста начинали охватывать странные эмоции, но он все еще боялся браться за их разбор. Возможно, пробуждение Меркьюри изменило бы что-то, но надежды почти не было. "Прости, это ошибка", "Давай сделаем вид, что ничего не произошло" и другие банальные фразы казались чем-то пошлым и неуместным. Он не умел начинать и вообще вести серьезные разговоры, поэтому решил, что примет любое развитие событий.
Фредди спал как убитый. Он отрубился, мирно ткнувшись носом в пушистые кудряшки, придавил собой худое длинное тело к дивану и не планировал просыпаться следующие часов десять (и выпускать Брайана, вообще-то, тоже). Когда такое случалось в пентхаусе наверху, Фиби заботливо следил за тем, чтобы на тумбочке возле кровати утром был стакан холодной свежей воды и пара таблеток от головы. Он же следил, чтобы Меркьюри не продрых слишком долго после всех попоек и явился на репетицию вовремя, и он же приводил босса в чувство, когда тот просыпался в прескверном настроении, с больной головой и с желанием придушить первого, кто посмеет ему возразить. Если такое случалось в квартире Винни, Кирхбергер, мурлыкая какие-то немецкие песенки под нос, варил на кухне кофе, которым потом отпаивал своего перебравшего любовника, а потом выталкивал на репетицию. Фредди порой эта забота бесила, порой умиляла, иногда на удивление поднимала настроение, и он даже являлся в студию в благостном расположении духа, настроенный на работу, а не на бесконечную грызню.
Сегодня все было иначе.
Он проснулся не от будильника и не от аккуратных попыток Фиби его разбудить. Он проснулся от пристального, настороженного взгляда, серьезного донельзя — смотреть так мог только один человек во всем этом чертовом Мюнхене (во всей чертовой Вселенной) — и, быть может, немного от прохлады номера. Когда Фредди успел стащить джинсы полностью, он не имел ни малейшего понятия и знать не хотел. Все, что сейчас его занимало, была головная боль. Пульсирующая, настырная, бьющая медными молоточками в виски, мерзкая боль, которая, кажется, перетекала в шею и ползла куда-то ниже по позвоночнику. Уткнувшись носом в мягкую поверхность дивана, он болезненно простонал и попытался перевернуться на спину и не скатиться на пол. Потом что-то пробормотал на немецком — крайне неразборчивое и явно нечитаемое. Разлепить веки было задачей непосильной — свет из окон казался слишком ярким, и зашторивать никто ничего не собирался, как это сделал бы Фиби для более комфортного первого часа существования босса в его похмельных страданиях.
— Пиздец, — жалобно простонал Фредди, потирая пальцами переносицу и пытаясь привыкнуть к этому жесткому свету, который беспощадно бил в глаза. Мутило. Схватившись за подлокотник, Меркьюри попытался принять сидячее положение, но тут же со стоном рухнул обратно на диван. Кажется, таких мучительных воскрешений поутру Брайан еще не видел, даже когда им приходилось делить один номер на двоих. Справедливости ради, никто тогда так не напивался — в первых турах все держали себя в руках, насколько это было возможно.
Рука, скользнувшая по животу, нащупала пленку засохшей спермы — его или Мэя, было неважно — а в голове с удивительной ясностью всплыли воспоминания о том, как он беззастенчиво, нагло и настырно приставал к собственному гитаристу. И во что все это потом выплеснулось… в прямом смысле. Со всем этим они разберутся — только сейчас Фредди был способен исключительно тяжело охать на диване и пытаться справиться с подкатывающей к горлу тошнотой. Неестественно похолодевшая ладонь прижалась ко лбу в надежде слегка облегчить состояние, но помогало слабо. Нужно было просто добраться до ванны, лечь отмокать, попросить у Брайана пару таблеток, и жизнь вновь заиграет красками.
Фредди мучительно и медленно стек с дивана на пол, ничуть не смущаясь собственной наготы, прислонился спиной к дивану так, чтобы спрятаться от чертового света, и поднял взгляд мутных и еще слегка по-пьяному блестящих глаз на Мэя.
— Если ты сейчас скажешь, что у тебя нет таблеток от этой срани, я заблюю тебе номер, — должно было звучать угрожающе, но вышло как-то просяще-жалобно. Они все вчетвером, бывало, появлялись в студии с похмелья, а значит, у Мэя точно должно было быть что-то, чтобы унять тошноту, головную боль и волчком крутящийся вокруг мир. А еще хотелось смыть с себя вчерашние запахи Backstage, квартиры Винни и алкоголя. Обычно злоба на любовников после таких попоек проходила (вероятно, просто замещаясь херовым состоянием на утро), но в этот раз не сработало. О голову Винни все еще хотелось припечатать то большое фарфоровое блюдо, которое друзья преподнесли ему на прошлый день рождения.
Он видел Фредди разным: раскрепощенным на сцене, истеричкой в студии, пьяным в клубе и даже застенчивым поначалу, когда вся эта эпопея только начиналась. Но, кажется, таким не встречал никогда. Нет, похмелье не самое страшное, уж от него Брайан тоже мучился когда-то, поэтому теперь практически не пил и вообще держал себя в руках. Дело было в другом. Теперь он смотрел на Фредди другими глазами. Черт возьми, несколько часов назад они занимались любовью, и на теле... да, теперь уже любовника все еще оставались следы их совместного безумства. Это было слишком для понимания.
Брайан даже не мог сделать ни одного лишнего движения, сидя на краешке дивана, размышляя о своем и наблюдая, как Меркьюри пытается подняться. Кажется, ему мешал солнечный свет в окна, и где-то очень далеко в сознании Брайану подумалось, что он должен помочь, но дальше мыслей дело так и не пошло. Он остался на своем месте, только взгляд стал более обеспокоенным. Таблетки у него, конечно, были. На все случаи жизни, включая такой, потому что пригодились бы если не себе, то кому-то из команды точно. Заботливый Мэй обычно не оставлял без своего внимания ни одного человека, даже всяких рабочих сцены, с которыми им приходилось проводить порой не один вечер вместе.
Ладно, стоило признаться - это в сто раз сложнее, чем кто-то там с похмелья. Он просто не знал, как себя вести. Вряд ли для Фредди произошедшее было чем-то из ряда вон выходящим, ведь он менял любовников как перчатки, и уж точно не только в Мюнхене у него водилась парочка усатых мужиков про запас. Брайан мог ошибаться, конечно, ведь эта сторона жизни их солиста обычно не предавалась таким уж широким разговорам. Особенно при Мэе, который не любил бесед про то, кто, кому и сколько раз сделал приятное прошлой ночью.
- Доброе утро, Фред, - несмело сказал в ответ Мэй и оглянулся в поисках халата, который уже снял с крючка в ванной, чтобы принести специально для Меркьюри, но, понятное дело, находясь в полной прострации, не донес. - Есть. Я же знаю, какие вы иногда приходите под утро. И каково потом будет в студии, - улыбнувшись, он все же поднялся и подал руку Фредди, заставляя его, наконец, принять вертикальное положение.
Похоже, снова нужно было тащить на себе. Сегодня он не выглядел свежее, даже, кажется, наоборот, что удручало. Брайан продолжал проявлять свои самые лучше качества. Просто потому что хотел и мог это делать, да и потом... как вообще было намекнуть про произошедшее с ними ночью? Спросить в лоб или поинтересоваться, хорошо ли было? И помнил ли он все подробности? Вопросов было явно больше, чем ответов, но приходилось молчать и прикидываться всего лишь неравнодушным другом, коллегой, соратником и почти братом. С последним было намного сложнее теперь. Особенно после воспоминаний о том, как Меркьюри седлал его в попытках получить не только поцелуи.
- Нам придется подняться наверх. Ванная тоже там. Вода должна была уже набраться, я выбрал теплую, надеюсь, ты не будешь против. Заодно и таблетку выпьешь. А ведь я еще вчера говорил, что не стоило так сильно напиваться, Фредди, - покачав головой, гитарист поджал губы, но продолжать лекцию о здоровом образе жизни не стал. Что-то ему подсказывало, что Роджер заявится сегодня на репетицию примерно в том же состоянии - на всех его могло и не хватить, а Дикки как обычно пожмет плечами и не станет ничего говорить. Ох уж этот омут...
Не став долго задерживаться в гостиной, которую буквально затопило солнцем, Брайан помог Меркьюри подняться на второй этаж. Осторожно, не делая резких движений и будто обходя минное поле - он до сих пор не мог предположить, когда разговор о ночи настигнет его, потому что сам бы начинать не стал. Впрочем, интересно было даже не это, просто... неужели Фред был настолько небезразличен? Или просто слишком много выпил и не знал, на кого выплеснуть непонятно откуда взявшуюся энергию?
- Проходи. Номер хоть и королевский достался, но тоже не бесконечный. Ванная комната в начале коридора - это то, что нам нужно сейчас, - указав на уже наполненную ванну, Мэй пробурчал что-то не очень внятное, - давай сам. Я сейчас.
Просто не хотел лишний раз оказываться слишком уж близко. Проще было оставить Меркьюри разбираться с температурой воды, а самому закопаться в запасах таблеток, чтобы найти нужные. Даже две! От тошноты и головной боли. Он задержался у зеркала, через него посматривая на Фреда. Сложно было поверить, что теперь между ними все изменится. Но если они так и не поговорят ни о чем - будет только хуже.
- Пока ты окончательно не уплыл, давай пей, - чтобы было удобнее, Брайан присел на бортик ванны, тряхнул кудрями, которые от пара завернулись пуще прежнего, и протянул таблетки на ладони. - Вода здесь, на столике. Нужно, наверное, придумать что-то насчет завтрака и наконец-то найти твой ключ от номера.
Говори, Мэй, говори, не молчи. Хоть что-нибудь, - ему казалось, что неловкую паузу лучше всего заполнить хоть какой-нибудь беседой. Даже самой бессмысленной.
Жестокое похмелье, пожалуй, самая ужасная расплата за хорошо проведенное время. Фредди, быть может, повел бы себя по-другому, если бы не раскалывающаяся голова и настырное чувство мерзкой тошноты — после бурно проведенной ночи с человеком, который сделал ему так охуенно, как Мэй, утро должно начинаться совсем не так, но водка с тоником решили иначе, коварно перекатившись из приятного ощущения опьянения в чудовищно болезненное состояние.
Схватившись за протянутую ему длинную руку (которая вчера так крепко обнимала его, а потом сжимала пальцами сразу два возбужденных члена), Меркьюри собрался с силами и поднялся на ноги. Мир завертелся перед глазами, и он вцепился пятерней в худое плечо, стараясь устоять на ногах, остановить эту чертову вертящуюся комнату и попробовать сделать пару нетвердых шагов.
— Боже, отвратительный номер, — простонал он страдальчески, поняв, что придется карабкаться наверх по лестнице, чтобы добраться до воды. — Спасибо, дорогуша, я просто хочу утопиться, — вяло пошутил он на слова о теплой ванне, пока Брайан самоотверженно и героически тащил его наверх. Фредди честно переставлял ноги, пытался унять кружащуюся голову, старался не висеть на Мэе, как вчера (он весьма смутно помнил, как тот тащил его до такси, и что именно происходило в Backstage, зато отлично помнил все, что происходило дальше), и сильно не качаться, но выходило хреново. Он судорожно цеплялся за перила на лестнице свободной рукой, негромко матерился, вытягивая из многострадальной головы все немецкие забористые выражения, и замолк только когда оказался усаженным в приятно теплую воду, которая обхватила ласковым расслаблением, успокаивая и даже слегка усыпляя. Фредди облегченно выдохнул и лениво скользнул ладонью по животу, смывая следы бурной ночной страсти. Он прикрыл глаза на несколько секунд, открыл их и взглянул на присевшего на бортик Брайана с таблетками. А ведь он мог бы просто вызвонить Фиби сверху, сдать ему на поруки приставучее усатое несчастье и не мучиться с ним самому.
— Спасибо, — тихо поблагодарил Меркьюри, взял с ладони пару таблеток и закинулся ими одна за другой. И сполз по бортику с тихим стоном так, чтобы вода доставала до подбородка.
— Мой ключ у этого гребаного мудака в квартире. У Фиби должен быть запасной, — пробормотал Фредди, разглядывая знакомые черты в обрамлении русых кучеряшек. Брайан переживал — Меркьюри знал его слишком хорошо, чтобы даже с перепоя сказать, что их гитарист успел загнаться с утра пораньше — небось начал сразу же, как только открыл глаза. И если в студии все недоговорки выяснялись посредством наездов и перепалок, то сейчас он точно мог сказать, что за мысли не дают покоя этой кудрявой голове.
Головная боль потихоньку отступала. Тошнота понемногу исчезала, и заблевать номер уже не хотелось. Вероятно, через некоторое время даже захочется есть, но пока думать о завтраке даже не стоило. Впереди ждал разговор — как настоящий ученый, Брайан захочет разложить все по полочкам. По мнению Фредди, даже обсуждать было нечего — он просто повторил бы все произошедшее, только более осознанно, и, быть может, более серьезно — на трезвую голову хотелось больше, чем по-школьному подрочить друг другу на диване, а тот факт, что мистер Мэй, самый приличный из всех четверых, оказался чертовски горячим в постели, подстегивал желание узнать его с этой стороны получше…
— А вчера ты не выглядел таким смущенным, — прищурившись, подколол Фредди, разглядывая Брайана без зазрения совести и без малейших зачатков стыда, словно это не он сейчас сидел в ванне совершенно голый. — Чтобы ты знал, я ни о чем не жалею. И трахнул бы тебя еще раз. По-настоящему. Ты после этого тоже будешь выглядеть как девственница в первую брачную ночь? — он слегка брызнул в Мэя водой, чувствуя, как силы медленно, но верно возвращаются. Черт его знает, что за таблетки ему подсунул Брайан, но после того, что давал ему обычно Фиби, такого быстрого эффекта не наблюдалось. Или это Мэй со своим вселенски озабоченным видом заставлял его собраться быстрее? С Винни они вообще ничего не обсуждали. Просто было одно свидание, затем второе… Романтический ужин сначала в ресторане, а затем дома. Потом Фредди начал периодически оставаться на ночь, а утром, просыпаясь, не спешил слишком быстро покинуть гостеприимную квартиру даже несмотря на то, что его мюнхенский любовник не говорил по-английски. И если веселый и легкий (но от этого не менее ублюдочный) Кирхбергер не горел желанием обсуждать происходящее (вероятно, виной всему был языковой барьер?), то с серьезным британцем такое не пройдет. Очевидно, это работало не только в студии, но и в личной жизни.
Стоило достучаться до Фиби. Спит себе, наверное, и даже не подозревает, что вообще произошло, - промелькнуло где-то в мыслях, но Брайан не стал озвучивать это.
Вряд ли Фредди сейчас был заботой Фристоуна. Обычно - да, но уж точно не после их совместной ночи, от воспоминаний о которой кружилась голова и становилось жарко. Он мог бы целый час рассуждать на тему правильности принятых решений, но вряд ли можно было обмануть свое собственное тело. Оно откликалось на каждое прикосновение Фредди легкой дрожью, хотелось задержать дыхание и успокоиться, но одновременно с этим поддаться и... будь что будет. Со вторым было сложнее, Брайан обычно держал себя в руках и не давал волю чувствам, пока окончательно не разберется в их природе. Нарушить принципы, пойти против них? Он уже сделал это, когда переспал со своим другом. Хорошо еще, что до полноценного секса так и не дошли руки. Хотелось провалиться сквозь землю от таких шуток в голове. Не дошли, черт возьми, руки. Вот они-то как раз добрались до всего, что вообще могли удержать.
Мэй вздохнул. Откуда у него этот юморок нетрезвого Роджера? Наверное, пытался таким образом разрядить обстановку. Хотя бы для самого себя, Меркьюри, кажется, и без того было хорошо сейчас в воде, игнорируя вопросы о еде. Значит, рано. Что же, сам Брайан тоже не особенно хотел есть, все больше он думал о том, как начать, что говорить и стоит ли. Может, вообще махнуть рукой и забраться в ванну? А что, зато уж точно покажется неожиданным. Вечно правильный и не дающий слабины, совестливый, поджимающий губы на всякие там скабрезные фразочки.
- И трахнул бы тебя еще раз. По-настоящему.
- Чего? Фредди! - вспылил гитарист и вскочил с бортика ванной, сделав пару шагов до зеркала, уперевшись ладонями в раковину. - Я... а как я должен был выглядеть? Я живой и, представь себе, иногда у меня тоже встает! Особенно когда кто-то так... близко.
На последнем слове он отвел взгляд и, прикрыв глаза, вспомнил ласки Фредди. Когда тот начал совершенно бессовестно тереться об него в лифте, заставив потерять остатки здравого рассудка. Рвано выдохнув, Мэй взглянул на Меркьюри через плечо и понял, что даже сейчас не может остаться равнодушным. Но показывать этого не собирался. Или просто утро давало обратный эффект. Ночь всегда казалась ему намного более интимной, такой, когда многие вещи не выглядят пошло или неправильно. Утром же он будто снова преображался в очень серьезно настроенного музыканта, ученого и вообще пытался создавать образ чести всей группы. Никто не просил его об этом, но Брайан всегда считал, что так будет правильно.
- И вообще кто сказал, что следующий раз будет? - он все же решился и озвучил ту фразу, которой очень боялся.
Она могла бы прозвучать как-то иначе, но смысл оставался тем же самым. Захочется ли повторять и стоит ли это делать вообще? А что дальше? Это... отношения? Мэй немного не понимал, как такое возможно. Нет, он прекрасно знал об образе жизни Фреда, о его любовниках (правда. лишь вскользь), но примеривать на себя эту роль... стоило ли?
- Я сейчас и двух слов связать не могу, хотя очень пытаюсь, - как будто признался в какой-то страшной тайне, и от этого стало немного легче.
Прятаться от самого себя - плохая идея, а от вездесущего Меркьюри и подавно. Уж слишком хорошо он улавливал малейшие колебания в настроении, особенно у Брайана, обычно спокойного и выясняющего отношения конфликтами обычно лишь в крайних случаях. Вновь присев на бортик ванной, Мэй хотел было дотронуться до плеча солиста, но делать этого не стал, вывернув все так, будто попробовал, насколько горячая вода в ванне.
- Я не умею вести такие разговоры, хотя чувствую, что нужно обсудить что-то. Не переживай, я не настолько сентиментальный, чтобы обсуждать каждый свой секс, но такого со мной еще не случалось, - как-то извиняюще пожав плечами, Брайан вдруг спрятал лицо в руках, провел пальцами по кудрям, будто зачесывая назад, и покосился на Меркьюри. - Я проснулся с намерением взять с тебя обещание, что ничего в наших отношениях не изменится. Но разве же это возможно теперь?
Настал хороший момент, чтобы подняться и выйти отсюда. Молча, давая время, чтобы все обдумать. И себе, и Фредди. Однако Брайан все еще находился в опасной близости от солиста и менять что-либо не желал.
Метания Брайана Фредди уже наблюдал — в основном по студии, когда даже его, рассудительного и по большей части спокойного, Роджер умудрялся профессионально довести до белого каления. Длинные пальцы сжимали безупречно белый бортик раковины — Меркьюри не мог выбросить из головы вид этих красивых бледных ладоней сразу на двух членах даже сейчас, когда еще было откровенно хреново. И что же будет потом, когда эти самые пальцы будут перебирать в студии струны горячо любимой Брайаном красной леди?
И, несмотря на все возмущения, растерянность и даже страх, которые демонстрировал Мэй, Фредди видел: ему понравилось. Просто было сложно принять, что он, ходячая двухметровая гетеросексуальность, едва не трахнул другого мужика (не трахнул только потому, что мужик был вусмерть пьян и не был способен на что-то большее). И получил от этого совершенно бесстыдное удовольствие.
— Хочешь сказать, у тебя встает на любого, кто трется о тебя в лифте? — Фредди прищурился, зачерпнул ладонями воду и с наслаждением умылся, а потом вновь взглянул на Брайана. Капельки воды побежали вниз по щекам и носу, некоторые затерялись в усах, и Меркьюри повторил, вновь освежая лицо водой. Похмелье, казалось, убегало вместе с каплями сквозь пальцы — и теперь заботила не тошнота с головной болью, а состояние Брайана, который не собирался, как Винни, делать вид, что ничего особенного не произошло. В спокойном мире Брайана Мэя этой ночью явно взорвалось сразу несколько Солнц и погибла парочка Вселенных, и он был полон решимости с этим разобраться.
Фредди предполагал, что Мэй скорее замкнется в себе и попытается пережить случившееся внутри, но, очевидно, совместная страстная дрочка была чем-то настолько выходящим из ряда вон, что молчать он не мог, и остановиться метаться не мог тоже — Меркьюри проследил за тем, как Брайан метнулся от раковины обратно к ванне и уселся на бортик, словно растрепанный попугай на насест. Или сравнение с петухом было бы уместнее?
— Вообще-то, я не против обсуждать, дорогуша, — Фредди пожал плечами, поймал пальцами кончики пальцев Брайана, который опрометчиво решил проверить воду, и взглянул на него серьезно, но не скрывая веселых искорок в темных глазах, уже более осмысленных и ясных, чем четверть часа назад. — Каждый наш секс, — он сделал ударение на первом слове, однозначно давая понять: да, следующий раз будет. И послеследующий.
— Не накручивай себя, Брай, мы охуенно почти-переспали. Ты кончал так красиво, как не кончал ни один мой любовник, — бесстыдно, нарочито смущающе заявил Фредди. — А еще ты дрожал, потому что тебе было хорошо. Я был чертовски пьян, но все равно помню, как ты на меня смотрел, — он понизил голос до интимных полутонов, играя ими, словно он на сцене, а перед ним был не один запутавшийся в собственных предпочтениях гитарист, а вопящая толпа. В самом деле, каким только Фредди не видел Брайана. С перепоя (да, бывало и такое), после сна, с растрепанными кудряшками, с кудряшками выпрямленными (чистой воды кощунство!), недовольным, радостным, наслаждающимся на сцене любимым делом, сосредоточенным во время обсуждений… Но таким, как ночью — никогда. Никогда он не был настолько чувственным, отзывчивым и соблазнительным. Ни разу Фредди не терял голову от одного взгляда, и редко с кем хотелось повторять это зрелище бесконечно.
Все еще удерживая кончики пальцев Брайана в воде, Меркьюри вдруг пришла в голову идея — немного странная, точно очень неуважительная по отношению к спасшему его ночью из бара и еще заботящемуся сейчас Мэю, и хулиганская настолько же, насколько провокационным было его прилюдное использование бесконечных брайановских ног в качестве пилона во время выступлений.
Мэй совершенно точно не ожидал сейчас от него каких-то действий, а растерянность мешала реагировать быстро — наверное, поэтому Фредди, даже не делая резких движений, беспрепятственно обхватил пальцами запястье Брайана и, потянув за него почти нежно, заставил длинное тело соскользнуть с эмалированного бортика прямо в горячую воду — аккурат к нему на бедра. Только длинные ноги остались торчать за пределами ванны, и Меркьюри, не дожидаясь, пока Мэй разразится очередными возмущениями, припечатал тонкие губы крепким, но коротким звонким поцелуем. Ладонь, удобно устроившаяся на животе Брайана, обхватила махровый пояс и обернула его вокруг кулака — чтобы Мэй не сумел выбраться слишком уж быстро. Да, напитанный влагой и потому тяжелый пушистый халат тоже не позволит Брайану пулей вылететь из ванны — толстая ткань слишком уж стесняла движения.
- Каждый? - Мэю было сложно осознать слова Фредди, он открыл рот и тут же закрыл его, не в силах ответить что-то разумное.
Знал, конечно, что Меркьюри попытается пойти дальше в своих действиях, но был не уверен, что сам захочет чего-то большего. Произошедшее ночью чуть ли не перевернуло всю жизнь. Да, наверное, такие слова казались слишком уж высокопарными, но легче от этого точно не становилось. И хотелось повторить. Но это где-то очень глубоко, в самых потаенных уголках сознания - там, куда Брайан обычно лезть боялся. Сегодня особенно, потому что это было чревато осложнением и без того непростой ситуации. Он, может быть, и представлял себя человеком серьезным, рассудительным, умеющим правильно оценивать происходящее, но эти умения как-то резко улетучились после ночи, проведенной вместе с Фредди. Чертов Фредди! Как теперь быть? Просто выбросить из головы, махнуть рукой и сказать: "о, было здорово, повторим при случае"? Хотелось, но точно не моглось.
От сказанного солистом Брайан шумно выдохнул, прикрыл глаза и тщетно попытался успокоиться. Да, он все это помнил едва ли не лучше, а перед глазами по-прежнему стояла картина.. далеко не самого приличного содержания с Меркьюри в главной роли. Признаться, это было так страстно, как еще никогда в довольно скромной жизни Брайана Мэя. У него были любовницы, не одна. конечно. Он даже позволял себе пару раз оказываться в постели с поклонницами (благо, об этом не знал Роджер, иначе насмешек и подколов было бы не избежать), но то, что он испытал даже не при настоящем сексе сегодня, разрушило буквально все представления о желании. О том, как можно было хотеть кого-то настолько сильно, что сыпались искры из глаз и сгорали звезды.
- Фред, я не умею обсуждать такое, но... - он бы и хотел продолжить, но точно не смог, потому что именно в этот момент его потянули в воду. Неожиданно, бесцеремонно (как, впрочем, и всегда), наплевав на чужое мнение и последствия. - Ты что творишь?! Я... я.. тут же вода!
Окончательно потеряв способность говорить, Брайан оказался в ванне и так близко с Меркьюри, что пытаться выбраться было бы совершенно бесполезно. Изменить положение тоже не получилось, он что-то возмущенно промычал в поцелуй, отстранился и опустил глаза, будто бы собираясь с силами. И без этого взволнованный, уставший от метаний за целое утро, Брайан наконец сдался. Вскинув подбородок, он посмотрел на Фредди тем самым потемневшим взглядом, который успешно практиковал в течение всей ночи.
Резко притянув его за шею к себе еще ближе, Мэй впился в губы жадным, нетерпеливым поцелуем, не обращая внимания на то, что халат становился все более тяжелым от воды и очень сильно мешал. Мешало все: вода, мокрая ткань, влажный воздух, от которого кружилась голова... хотя, кажется, голова кружилась совсем не от этого. Брайан очнулся и, оторвавшись от Фредди, попытался выбраться. Получилось очень неловко, рука соскользнула с бортика в воду, и Мэй остался сидеть в горячей воде, смущенный до такой степени, что, кажется, мог бы провалиться под землю. Если бы она была у него под ногами.
- Я не понимаю, что дальше. Это у тебя секс вместо хобби, а что я, Фредди? Привык рассчитывать на год вперед, а то и больше, составлять списки, потом забывать о них, переделывать, но всегда осознавать свои действия. Ты заставил меня сегодня узнать что-то, чего я даже не хотел. И самое странное, что мне это понравилось, - нахмурившись, Брайан пропустил пену между пальцами, сосредоточенно наблюдая за своими действиями - лишь бы не встречаться взглядом с Меркьюри.
Он не знал, нужны ли его речи какие-то итоги. Будто сочинение писал! Только тема попалась слишком сложная, поэтому выходило криво и с большими отступлениями. Вздохнув, он коснулся руки солиста, мягко убирая ее от пояса халата, выбрался из него и вылез из воды уже обнаженным, следом доставая и одежду. Небрежно бросив халат в раковину, Мэй посмотрел на себя в зеркало, взъерошивая кудри, словно пытаясь их высушить.
- У нас еще репетиция сегодня, - тихо добавил он, меняя тему, и развернулся к Меркьюри. - Придется все же позаботиться о завтраке, - улыбнувшись, он указал на висевший чистый халат, - это для тебя. Сможешь выбраться сам?
Фредди, вообще-то, ожидал чего угодно — криков, громких возмущений, полных праведного гнева лекций о том, что халат теперь мокрый, а он, Брайан, намочил свои драгоценные кудряшки, или даже попыткой дать в лоб как следует, но Мэй, видимо, решил в очередной раз поразить: блеснул темным взглядом и поцеловал так решительно, что Фредди, не знай он теперь, каким бывает самый приличный член их группы, ни за что не поверил бы, что Брайан так умеет. И это было еще горячее, чем ночью — сейчас, не одурманенный алкоголем и более трезво оценивающий близость с Брайаном, Меркьюри чувствовал, что почти пропал под напором мягких горячих губ. Мэй слишком мало говорил о личной жизни, предпочитая по возможности не грузить остальных, не цеплялся за каждую юбку (в отличие от болтуна-Роджера) и вообще производил впечатление степенной английской леди, которая трахалась исключительно по расписанию под одеялом в темной комнате в миссионерской позе и в ночнушке. Оказалось, под всеми этими рубашками и закрытыми концертными костюмами (куда более закрытыми, чем у Фредди) сидело нечто настолько сексуальное, соблазнительное, ласковое и отзывчивое, что даже искушенному в любовных делах Меркьюри напрочь срывало башню.
— Продолжай в том же духе, дорогой, и я даже, может быть, смирюсь с трахательным расписаним на год вперед. Учитывай туры, общий автобус и гримерки, — ухмыльнулся Фредди, который все гнул свою линию, но уже скорее напоказ, с затаенной надеждой на то, что Брайан легко и как само собой разумеющееся примет тягу к человеку своего пола и просто позволит себе погрузиться в обоюдное удовольствие до самых кончиков русых спиралек. Проблема была в том, что Фредди знал Мэя слишком хорошо. И знал, с какой силой Брайан может загоняться и выворачивать себя наизнанку в желании докопаться до того, что там творилась в его собственной душе — и накручивал себя он обычно в одиночестве, а потом был дерганным, загнанным и погруженным в проблемы.
Рука под прикосновением длинных пальцев неохотно выпустила пропитанный влагой пушистый пояс — Мэй рвался выбраться из ванны, и задерживать его возле себя насильно казалось уже немного слишком, тем более что зрелище определенно того стоило. Фредди внимательно проследил за тем, как Брайан встал обеими ногами на пушистый коврик, абсолютно обнаженный. Не то чтобы Меркьюри никогда не видел его голым — хотя чаще все-таки в полотенце вокруг бедер — у них в жизни была и общая квартира, и общие отельные номера, и общий автобус… И теперь еще была возможность взглянуть на Брайана по-новому и удивиться самому себе — худощавый и высокий Мэй не подходил под обыкновенный типаж плотных усатых мужиков, которых Фредди выбирал себе в качестве ночного развлечения или — как в случае с ублюдком Винни — в качестве постоянного любовника. Но отчего-то заводил он страшно, и сейчас Меркьюри пялился своими прояснившимися блестящими глазами совершенно бесстыдно, разглядывая выступающие лопатки, ровную линию позвоночника и задницу с блестящими капельками воды. Такое было не разглядеть в лихорадочном желании их пьяной ночи, и теперь Фредди, что называется, добирал.
— Смогу. Эти твои волшебные «колеса» творят ебаные чудеса, — кивнул Меркьюри и легко брызнул водой в сторону Мэя, не в силах остановить себя в этом ребячливом флирте. — Чай, молоко и два кусочка сахара, — добавил он. Даже в обычные утра, не похмельные, он не завтракал — после чашки чая отправлялся сразу в студию, а там… Там как получалось — иногда перло так, что можно было очухаться под вечер с саднящим горлом и урчащим желудком и понять, что он сегодня ничерта не ел — но в последнее время они с парнями, словно враждующие дворовые коты, сначала сцеплялись, едва начав работать, а потом разбегались каждый по своим углам, чтобы найти решение очередной возникнувшей проблемы. Даже совместный кофе, который преданно пристаскивали личные помощники по первой просьбе, выпивался в почти траурно мрачной тишине — в такие моменты хотелось раздать всем по крепкому подзатыльнику, встряхнуть и уйти к чертям собачьим в сторону очередного бара. Нередко барами и заканчивалось, а потом все снова шло по кругу.
Обо всем этом Фредди думал, когда за Брайаном уже закрылась дверь. Мысли прояснились, голова прошла, а тошнота окончательно отступила. Он чувствовал себя хорошо — настолько, насколько мог после крепкой пьянки, и силы вполне позволяли выбраться из уютной теплой ванны и укутаться в пушистый отельный халат перед тем, как на окрепших (хоть и слегка подрагивающих) ногах выскользнуть в номер.
Вы здесь » Long Live Rock 'n' Roll » Архив игровых эпизодов » Was tust du da, Freddie?
